Эвелин Левер - Мария-Антуанетта
Для осуществления программы королю и королеве пришлось бы вновь завоевать любовь народа. «Ненависть к королеве во многом определяется ненавистью к министрам и правительству, — считал Мирабо. — […] Нужно, чтобы королева убедила народ в своем желании служить обществу, ее поведение приобрело иной характер и министры в определенной степени поддержали революционные идеи. Все это сможет вернуть ее популярность». Предполагалось, что королева изменит свои убеждения и согласится с условиями, принятыми в 1789 году.
Король не признавал многого в этих планах. Он отказывался от гражданской войны, так же как и от религиозной. Он предпочитал уехать как можно дальше от Парижа вместе со своими приближенными, опираясь на поддержку могущественных иностранных держав. Он был убежден, что однажды его «добрый народ» оценит его, и он вернется в Париж победителем. «Я предпочитаю быть королем Меца, чем оставаться королем Франции в подобном положении», — скажет он позже Булье. В конце декабря Мария-Антуанетта дождалась, наконец, того, что Людовик XVI решился па план Бретеля и Булье.
Пятого января 1791 года королева предупредила испанского посла о побеге, однако не уточнила дату. После долгих раздумий она спросила у посла, «можно ли рассчитывать на Испанию — в какой форме и в какой мере»? Взволнованный и удивленный подобной откровенностью Фернан Нюнез слушал, не перебивая, «эту отчаявшуюся, доведенную до крайности женщину». В течение следующих недель Мария-Антуанетта предприняла подобные демарши в отношении всех своих друзей, начиная с Вены. Однако повсюду получала довольно уклончивые ответы. Ни один король не хотел открыто поддерживать Людовика, пока… Все ждали решения императора, который, казалось, не был готов к военному вмешательству. Мария-Антуанетта чувствовала себя совершенно измученной и отчаявшейся. Мерси покинул Париж еще в октябре предыдущего года — Леопольд II поручил ему необычную дипломатическую миссию, а затем назначил австрийским губернатором Брюсселя. Теперь она вела активную переписку с ее бывшим наставником и братом. Последний довольствовался лишь тем, что «искренне и нежно интересовался ее положением». Напуганная отказом многих стран в поддержке, королева умоляла брата повлиять на другие государства: «Развитие и успех этого дела сейчас полностью зависит от скорости, — писала она ему 27 февраля. — Они не думают о тех последствиях, которые может иметь эта революция. Революционные идеи могут перекинуться на многие страны Европы. Испания ответила нам, что поможет своей армией лишь в том случае, если то же самое сделаете вы. Король Сардинии поступил примерно так же».
Леопольд все еще противостоял настойчивым просьбам. «Обстоятельства сейчас очень сложны, […] в настоящий момент я не могу посоветовать вам принять определенное решение, — ответил он сестре. — Самой надежной мне представляется тактика выжидания, мы должны выиграть время, чтобы дождаться наиболее благоприятных обстоятельств, которые могут представиться, поскольку, несмотря на все мое желание, я не могу помочь вам без поддержки могущественных дворов Европы, а союз с одной лишь Швейцарией или Сардинией не кажется мне достаточно убедительным».
Подобные доводы приводили королеву в отчаяние. «Легко советовать быть осторожной и выдержанной, когда находишься далеко, ио это невозможно, когда к твоему горлу приставлен нож». Невероятный страх одолевал королеву, она теряла хладнокровие, в присутствии посла Швейцарии позволив себе сказать, что «если европейские державы ие вытащат королевскую семыо из этой ужасной ситуации, то в один прекрасный день они сами окажутся в подобной». В ответ она получила лишь уверения немецких принцев, которые соглас тлись бы ей помочь в обмен на территориальные компенсации.
В течение нескольких дней Мария-Антуанетта попрежнему продолжала надеяться. «Бедная женщина, […] жаль видеть ее в подобном состоянии, когда она готова пойти на любой шаг, который сможет спасти ее», — отмечал посол Нюнез.
В феврале атмосфера в Тюильри особенно сгустилась. Тетушки уехали в Рим под предлогом праздника Пасхи, который хотели отметить в Святом городе. Никто не осмеливался препятствовать этому, и при дворе вновь заговорили об отъезде короля. Путешествие тетушек, правда, было сопряжено с рядом трудностей. Они были остановлены в Арпе-Ледюк и смогли отправиться дальше лишь после вмешательства Собрания, подтвержденного приказом короля. Это событие вызвало большое оживление со стороны общественности. 22 февраля огромная толпа, настроенная довольно решительно, захватила дворец Люксембург, резиденцию принца, чтобы убедиться в том, что он не собирался покидать Париж. С невероятным хладнокровием граф Прованский попытался образумить толпу, которая насильно доставила его в Тюильри. Спокойствие было вновь нарушено. Все ожидали новых всплесков контрреволюции. Через неделю, 28 февраля, несколько представителей знати, вооруженные шпагами, охотничьими ножами и пистолетами, отправились в Тюильри защищать своего монарха. В ответ парижане пошли па Венсеннский дворец, бывшую государственную тюрьму. Собрание и король опасались, что повторится новая Бастилия, поговаривали, что бунтовщики после Венсенна отправятся на Тюильри. Волнения улеглись, и в пригороде установилось относительное спокойствие. Лафайет отправился в Тюильри, где разоружил аристократов, желавших защищать короля. Убежденный в том, что этот шаг будет поддержан народными массами, на самом деле Лафайет лишь скомпрометировал себя как в глазах восставших, так и в глазах защитников монархии.
Мария-Антуанетта и Людовик XVI боялись не только за себя, но и за своих детей. Король редко покидал свои апартаменты; его слуги утверждали, что он боялся. Королева же, наоборот, гораздо чаще, чем раньше, показывалась со своей дочерью и дофином на прогулках по столице. Она призналась Сен-Присту в том, что хотела усыпить бдительность парижан. Стало известно, что она довольно часто принимает у себя молодого Ривароля, талантливого королевского публициста, что еще больше компрометировало ее в глазах парижан. «Двор по-прежнему пребывал в тоске и оцепенении», — писал автор «Тайной переписки». После долгих колебаний была назначена дата побега — 20 июня.
Император, наконец, решил вмешаться. Он начал с того, что старался убедить европейские державы в необходимости защитить короля Франции. Затем дал приказ Мерси распоряжаться деньгами и финансами. «Пусть ваш план завершится успешно!» — писал он сестре 12 июня. Однако королевской семье суждено было покинуть Париж, не зная о последнем решении Леопольда.
Глава 25. ВАРЕНН
