Николай Попель - Танки повернули на запад
Сержант Янош Пал рассказал, что у них перед строем расстреляли солдата, который в третий раз пришел, чтобы вести однополчан к русским. Но в ту же ночь сержант сам вместе со своим отделением перешел линию фронта.
Мы стремились распропагандировать не только передовые части. Разведка узнала о движении из-под Дебрецена к фронту 1-й венгерской армии. С помощью "воздушных мотоциклов" - У-2 - добровольцы-перебежчики выбрасывались на пути следования подходивших колонн. Большинство заброшенных сходило за отставших от своих частей. Хортистское командование направляло их на фронт вместе с войсками 1-й армии. И они сразу же приступали к делу.
Надо было уничтожить страх перед советским пленом, внедренный гитлеровцами в сознание многих венгров на фронте и в тылу. Требовалось привести убедительные доказательства того, что солдаты и офицеры, сдавшиеся в нден, живы и здоровы. Листовки, фотографии - это хорошо, но все же недостаточно веско. То ли дело письмо, написанное рукой мужа, сына, брата. Сотни таких писем прихватывали с собой перебежчики, возвращавшиеся на венгерскую землю, и десятки из них доходили по адресам, обозначенным на конвертах. Геббельсовская легенда о "кровавом" советском плене, о "пытках" и "убийствах" рушилась. А вместе с ней рушились дисциплина и повиновение в венгерских полках.
Удалось установить связь со многими старшими офицерами и даже с генералом, командовавшим 201-й легкопехотной дивизией венгров. Никто из них уже не сомневался в крахе фашистской авантюры. Национальное достоинство многих было оскорблено гитлеровской оккупацией родины, немецкими советниками и представителями, контролировавшими каждый шаг. Но сдача в плен, да еще большевикам, рисовалась им чем-то настолько невероятным, что решиться на такое было, видимо, нелегко.
Для нелегальных переговоров с венгерскими офицерами посылались знающие немецкий язык представители. С командиром дивизии беседовал наш политотделец капитан Клейман, ведавший работой среди войск противника.
Не обходилось и без курьезов. ПНШ по разведке одной из бригады, капитан, которому никто не поручал устанавливать контакты с венгерскими офицерами, поддавшись общему поветрию, по собственному почину отправился агитировать командира противостоящего полка. Однако до командира полка не добрался. Его задержали в первой траншее. И тут незадачливый разведчик хватился - он забыл снять полевую сумку с документами и картой. Одному из венгерских солдат, который почему-то внушал капитану большее доверие, чем другие, он передал эту сумку и знаками велел отнести русским. Солдат посоветовался с товарищами, поднял над головой белый платок и побрел в сторону наших окопов, размахивая полевой сумкой советского командира.
Вскоре солдат вернулся с несколькими нашими автоматчиками, решившими вызволить ПНШ.
Окруженный венграми, капитан стоял на камне и агитировал, яростно жестикулируя и бесшабашно коверкая немецкие, украинские и венгерские слова:
- Так что соображайте и давайте к нам.
Как ни в чем не бывало капитан спрыгнул с камня, пожал руку лейтенанту и близстоящим солдатам и отправился с автоматчиками восвояси. Вслед им не прогремело ни одного выстрела.
На другом участке венгерский полковой врач воспротивился передаче немцам случайно попавших в плен двух наших капитанов медицинской службы Брюхановского и Гавриловой. Он устроил их в своей машине и не давал в обиду.
На марше колонна наскочила на разведчиков Подгорбунского. Володя хотел вначале открыть огонь из засады и пугнуть мадьяр. Но в последнюю минуту передумал. Выскочил на шоссе с белой тряпкой, нацепленной на автомат:
- Мир хижинам, война - дворцам. Хотя ни один мадьяр, конечно, не понял насчет хижин и дворцов, все стали покорно складывать оружие.
- Нет, так не пойдет, - остановил Подгорбунский, - вы - в плен, а оружие тут останется?.. Давайте уж вместе со своими берданками.
Брюхановский перевел на немецкий язык приказ Подгорбунского. Венгры разобрали оружие и двинулись за разведчиками.
Однако вскоре гестапо и его тайная агентура, почувствовав неладное, активизировались донельзя. Генерал, командовавший 201-й дивизией, был арестован, 41-й полк этой дивизии почти в полном составе успел перейти к нам. Но 42-й полк, замысливший то же самое, постигла неудача. Немецкие танки натиском с тыла смяли его. Немецкая артиллерия довершила расправу...
В эти дни мне пришлось стать арбитром в споре, который возник между капитаном Клейманом и подполковником Потоцким.
Потоцкого сблизила с Клейманом антигитлеровская пропаганда среди венгров. Потоцкий занимался ею увлеяенно, с полной отдачей сил и знаний. И вдруг между лфиятелями - спор с взаимными политическими обвинениями, колкостями.
Клейман подготовил радиопередачу, которая должна была вестись из расположения бригады Потоцкого. Полтоцкий пробежал текст и заявил, что такая агитация только на руку Гитлеру. Клейман вспыхнул, упрекнул Потоцкого в интеллигентском гуманизме, бесхребетности и ярочих грехах. Горячности обоим было не занимать.
Я привык считаться с мнением Клеймана, опытного, образованного работника, смелого офицера. Но и у Потоцкого, как я убедился за недолгий срок нашего знакомства, была ясная голова, живая, свободная мысль.
Неторопливо читаю машинописный текст перевода, пытаясь понять, кто же все-таки прав. Спорщики сидят рядом за столом, насупленные, ожесточенные, стараясь не смотреть друг на друга. Не переставая курят из одного портсигара.
Все вроде бы правильно в обращении. Чем дольше продлится война, тем большие бедствия обрушатся на Венгрию. Бомбовые удары превратят в развалины ее прекрасные города, танки перепашут плодородные нивы. Венгерские солдаты, кончайте войну, сдавайтесь в плен.
Так примерно составлялись многие обращения. Почему же недоволен Потоцкий?
- Зачем стращать, запугивать? - Потоцкий щелкает массивной крышкой портсигара. - Венгры отлично понимают, что ждет их страну, если продлится война. А мы все одно и то же талдычим. Как граммофонная пластинка:
"Превратим в развалины, сметем с лица земли". Геббельс, ручаюсь, вколачивает им сейчас то же самое: большевики хотят уничтожить ваши города и села... Разве у нашей армии нет сегодня иных задач, кроме разрушительных? Почему не разъясняем эти задачи? Почему не обращаемся к социальному чувству солдат? Почему не находим слов для интеллигенции?..
Клейман так же азартно говорит об апробированных методах антигитлеровской пропаганды, о накопленном опыте.
- Апробированные методы не заменяют собственную голову! - взрывается Потоцкий.
Я слушаю спорщиков, даю им выговориться. Пожалуй, в соображениях Потоцкого есть резон. Действительно, за проверенные методы нельзя держаться лишь потому, что они проверенные. Годы, месяцы, когда они проверялись, уже миновали. Может быть, не грех присмотреться к новому времени, новым обстоятельствам и кое-что поправить.
