Александр Костин - Сталин против партии. Разгадка гибели вождя
«С часу до трех часов ночи (с 4-го на 5 марта 1953 года. — А.К.) дневник врачебных наблюдений почти не ведется. Вначале я думал, что это от полной безнадежности, но, когда вдруг обнаружил цитируемую ниже невзрачную бумагу, то… стало ясно, что это… от незнания, что делать, точнее от незнания, как поступить?! К этому времени (в ночь на 5 марта) пришли анализы крови и мочи, из которых следовал однозначный вывод: отравление(!), отравление(П), отравление(Ш) Заключение консилиума на 1 час ночи 5 марта предельно лаконично: «… При исследовании крови отмечено увеличение количества белых кровяных телец до 17000, вместо 7–8 тыс. по норме, с токсической зернистостью в лейкоцитах (вот оно (!!!) — Н.А.Д.). При исследовании мочи обнаружен белок до б промилле (в норме 0)». Еще одно подтверждение! Все стало ясно. Но… как врачи это могли сообщить Берии? Сразу последовал вопрос: «Лучше сами признавайтесь, кто из вас отравил товарища Сталина?! Иначе всех…» Что делать? Решили, учитывая безнадежность положения и упущенное время, просто зафиксировать факт… (Поэтому была такая длительная, без всяких процедур, пауза, нашедшая отражение в полном бездействии и первой записи лишь в 3 часа ночи… — Н.А.Д.)»[156].
Исходя из этого заключения, почти со 100 %-ной вероятностью можно утверждать, что «спецакция» была осуществлена в полночь, то есть в 24.00 4-го или в 00.00 5 марта 1953 года (все темные дела творятся в полночь). Сталину оставалось «прожить» еще 21 час 50 минут. Но было ли это действо актом эвтаназии? Об этом чуть ниже, а сейчас критически проанализируем вывод Н. Добрюхи, подсказавшего нам практически точное время введения яда в организм Сталина.
Будучи пытливым исследователем, Николай Алексеевич, как и многие другие, тем не менее, оказался в плену «остроумной и глубокой» версии, что Сталин был отравлен во время того самого пресловутого не то ужина, не то затянувшегося обеда в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года. А вот анализ крови и мочи показал наличие яда лишь… в час ночи 5 марта! Логика, притом самая элементарная, указывает на две возможности: либо до этого времени НИ РАЗУ не проводилось исследование крови и мочи, либо отравление произошло не ранее как час тому назад. Альфой и омегой медицинской токсикологии является аксиома, что яд, попавший в организм человека, практически мгновенно проникает в кровь, и последствия его воздействия на состав крови обнаруживается при первых же пробах, взятых у больного для проведения общего анализа крови. Поскольку абсурдным было предположить, что, начиная с 7 часов 2 марта и до 1 часа ночи 5 марта ни разу не производилось взятие проб для общего анализа крови, то вывод напрашивается сам собой: яд в организм Сталина появился непосредственно перед взятием пробы в час ночи 5 марта.
Итак, «остроумная и глубокая» версия «отравления» Сталина в ночь на 1 марта 1953 года, о которой написаны горы исследовательской литературы, оказалась «глубоко ошибочной» (см. эпиграф ко второй книге триптиха).
Любознательный читатель:
— Все вышесказанное относительно отравления Сталина примерно за сутки до его смерти достаточно убедительно, в том числе и то, что «вдохновителем и организатором» проведения «спецакции» был именно Н.С. Хрущев. Но при чем здесь тогда Берия? — это во-первых? А во-вторых, кто именно тот «специалист» из состава врачебного консилиума, который взял на себя сомнительную миссию реально осуществить эту акцию?
Оба вопроса весьма интересны и своевременны, но прямого и точного ответа на них дать невозможно, причем по разным причинам в отношении каждого из них. Начнем со второго. Нам из далекого будущего, отстоящего от тех событий на 60 лет, легко рассуждать на тему о святости постулатов клятвы Гиппократа, которую, якобы дают медицинские работники, вступающие на стезю своей практической деятельности, и о канонах медицинской деонтологии[157], одним из краеугольных камней которой является принцип «Не навреди!» Но те врачи, что несли нелегкую вахту у смертного одра Сталина, поименно знали своих коллег, томящихся в подвалах Лубянки. Знали они и то, что любое их неосторожное действие обернулось бы тем, что они сами оказались бы в соседних казематах с последующими пытками. Кто мог осмелиться возразить тому же Берии, который предложил одному из них под видом гуманного акта эвтаназии «помочь» смертельно больному Сталину избавиться от мучений? Тем более, что этого требовала сложившаяся политическая обстановка в стране, жизнь в которой замерла в ожидании любого исхода в борьбе медиков с тяжелым недугом вождя. Мало того, страна уже трое суток практически лишилась руководства, как центрального, так и на местах, поскольку вся руководящая элита страны сидела в кремлевском зале ожиданий, погрузившись в трагическое молчание. Обо всем этом было сказано «специалисту», и что? Он начнет объяснять Берии, что давал клятву Гиппократа, что по соображениям медицинской деонтологии должен бороться за жизнь пациента до его самого последнего вздоха? Мы не имеем права судить этих людей по этическим канонам нашего времени. А посему не имеем также права назвать имя того «специалиста» уже потому, что он давно пребывает в мире ином, а в этом мире живут и здравствуют его потомки, родственные чувства которых мы просто обязаны уважать.
Что касается нашей версии, что в паре с явным преступником Н.С. Хрущевым мог оказаться Л.П. Берия, то по мере своих сил мы это уже выше пытались сделать. К уже сказанному разве что можем добавить следующий штрих, подробно описанный нами на с. 200 первой книги триптиха. Там речь шла о том, что когда «новые (старые)» руководители государства возвратились с «исторического» заседания Президиума ЦК КПСС Верховного Совета СССР в зал, где шла последняя стадия борьбы врачей за жизнь Сталина, они застали следующую картину, о которой пишет в своих воспоминаниях реаниматолог Г.Д. Чеснокова:
«Было видно, что сердце останавливается, счет шел на секунды. Я обнажила грудь Иосифа Виссарионовича, и мы с Неговским[158] начали попеременно делать массаж— он пятнадцать минут, я пятнадцать минут. Так делали массаж больше часа, когда стало ясно, что сердце запустить уже не удастся. Искусственное дыхание делать было нельзя, при кровоизлиянии в мозг это строжайше запрещено. Наконец, ко мне подошел Берия, сказал: «Хватит!» Глаза у Сталина были широко раскрыты. Мы видели, что он умер, что не дышит. И прекратили делать массаж»[159].
Этим властным окриком «хватит!» Берия дал понять всем присутствующим, кто здесь хозяин. Действительно, все было разыграно словно по нотам. Врачам была дана установка продлить агонию вождя до 22 часов — они это сделали с «помощью» Хрущева и Берии, ну а дальше: «Хватит!»
