Михаил Кривич - Товарищ убийца. Ростовское дело: Андрей Чикатило и его жертвы
Амурхан Яндиев:
«Он каждый день брился. Следил за своей внешностью. Костюмы менял. Просил, чтобы ему принесли в изолятор голубой костюм, а тот, что на нем, отослали сыну.
Ехали мы из Питера в Москву после выводки по эпизоду с убийством Юры Терешонка. Поездом, в одном купе. Обычно в дороге ели вместе, но на этот раз не успели ничего с собой захватить. Я вижу, что он голоден. Приехали в Москву, должны сдать его в Бутырки, а там то еще питание. Я сбегал в магазин и купил для него палку сырокопченой колбасы, твердой такой, ее и ножом еле разрежешь. Протягиваю — уминай, Романыч, а я пока запишу кое-что из твоих показаний. Он схватил колбасу и давай зубами рвать. Со шкуркой. Как хищник. Лицевые мышцы напряжены, руки дрожат, глаза горят. Я тогда о жертвах подумал. Как он их, еще живых…
Он весь каменный, жилистый. Худощавый такой и полусогнутый. Как Квазимодо».
До суда Андрею Романовичу Чикатило предстояло еще пройти психиатрическую экспертизу, которая должна была установить, можно ли его судить вообще.
Клиника Института общей и судебной психиатрии имени профессора В. П. Сербского в Москве — это вам не обычный дом скорби. Здесь обследуют преступников, чтобы сделать вывод, в своем ли они были уме, когда совершали преступления. И не заурядные сумасшедшие (и симулянты) собираются под крышей здания в тихом переулке старой Москвы, а люди с черным прошлым, среди которых хватает и убийц. Об этом доме ходила по миру дурная слава: по «социальному заказу», то бишь по команде с Лубянки и со Старой площади, здесь ставили ложные диагнозы тем, кто говорил правду, восставал против конформизма и бился головой о стену.
Стена в конце концов рухнула. Теперь другие времена и, будем надеяться, другие нравы.
Высокая, почти тюремная ограда, мрачное здание во внутреннем дворике, узкие лестницы, общие палаты для безопасных пациентов и палаты-камеры на двоих. В одной из таких палат провел осень девяносто первого года Андрей Романович Чикатило — три месяца вместо положенного на экспертизу месяца.
О главной психушке страны у него сохранились приятные воспоминания. Он полагает, что его там лечили, во всяком случае, давали лекарства. Но главное (для него главное) — он был там в центре внимания. Старался произвести приятное впечатление, был подчеркнуто вежлив и никак не походил на маньяка, которого ожидали увидеть. Он охотно рассказывал психиатрам о своем тяжелом детстве, о мужских проблемах, делился служебными и бытовыми неурядицами, в свободное от обследований время читал любимые газеты. Психиатры, кажется, обрадовались, когда узнали про его юношескую мечту стать политическим лидером. Здесь навидались наполеонов. Что ж, одним больше.
Чикатило прошел все положенные тесты, интервью, анализы. «Мы проследили весь его путь от рождения до сегодняшнего момента и выявили ряд психических расстройств. Кроме того, результаты исследований указывают на органические поражения головного мозга. Случай рассматривался на общей конференции врачей института, и только после этого шесть психиатров подписали заключение о его вменяемости», — так сказал старший научный сотрудник института Андрей Ткаченко.
Он входит в число тех шестерых, кто взял на себя ответственность и признал Чикатило вменяемым, то есть подлежащим суду. Остальные пятеро: председатель комиссии профессор Б. В. Шостакович и члены комиссии профессор Ф. В. Кондратьева, доктор медицинских наук Ю. Л. Метелица, кандидат психологических наук М. Б. Симоненко, врач И. Н. Ушакова.
Выдержки из заключения комиссии:
«Чикатило А. Р. хроническим психическим заболеванием не страдает, обнаруживает признаки психопатии мозаичного круга с сексуальными перверсиями, развившейся на органически неполноценной почве… В подростковом возрасте на фоне явлений психического инфантилизма выявились нарушения полового развития, которые выразились в нарушении биологической базы сексуальности… с фиксацией на эротической фазе формирования сексуальности и склонностью к эротическому фантазированию садистского характера. В дальнейшем у Чикатило… произошло формирование сексуальных перверсий, которые на ранних этапах (до 1978 г.) проявлялись частичной реализацией садистских фантазий… В последующем наблюдалась прогрессирующая динамика… с полной реализацией садистического влечения, некросадизмом и каннибализмом… Указанные особенности психики при отсутствии… болезненных нарушений мышления, памяти, интеллекта и сохранности психических способностей… не мешали Чикатило А. Р. во время совершения инкриминируемых ему деяний отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими… В периоды, относящиеся к совершению инкриминируемых ему деяний, Чикатило А. Р. не обнаруживал также и признаков какого-либо временного расстройства душевной деятельности…
Чикатило А. Р… как не страдавшего каким-либо психическим заболеванием и сохранявшего способность отдавать себе отчет в своих действиях… следует признать вменяемым».
Из этой пространной цитаты мы изъяли, заменив многоточиями, все, что читатель без специального образования может понять только с очень большим словарем в руках. Суть же видна из оставленного: это, собственно говоря, увертюра к приговору.
Мы не испытываем симпатии к Чикатило. Напротив. Содеянное им страшно и омерзительно. Но если он невменяем, если у него отсутствовали механизмы, удерживающие людей от запретного, если он перешел грань не по своей воле, — он невиновен. Он заслуживает не наказания, а лечения.
Он вменяем, сказали в Институте имени Сербского. Ответствен за свои поступки.
В вопросе вменяемости есть много неясного, и разные психиатрические школы ведут по этому поводу серьезные споры. На этом поле разгорелись баталии между обвинением и защитой во время суда. Однако ничто не может изменить простого факта: хороша или плоха научная школа, которую представляет Институт имени Сербского, но она трактует вменяемость так, а не иначе.
Из психиатрической клиники Чикатило вернули в следственный изолятор КГБ.
Следователи прокуратуры России поставили точку на 369-й странице обвинительного заключения.
Обвинительное заключение подписал И.М. Костоев и утвердил Генеральный прокурор России В.Г. Степанков.
Потом был суд.
XX
В КЛЕТКЕ
14 апреля — 15 октября 1992
«Какой мог быть процесс!» — восклицает Костоев, и в его голосе слышится искреннее сожаление человека, который рассчитывал, что хорошо начатая им работа будет так же красиво завершена, но расчеты не оправдались.
Это был несколько странный, по мнению многих, суд, хотя есть и другая точка зрения: процесс прошел нормально. Ход его широко освещался в печати. Нам остается напомнить лишь главные события.
