Валерий Шубинский - Азеф
Дело в том, что не знать эсеровского партийного деятеля уровня Азефа Доброскок (и уж тем более Герасимов) не мог никак. А значит, они зачем-то особенно хотят отвести от него подозрения… Нервное упоминание о Чернове выглядело уж совсем неубедительно.
В последующих письмах Доброскок называл «провокатором» Василия Леоновича и даже предоставил Бакаю компрометирующий его документ — официальное письмо Герасимову из МВД:
«…Его Превосходительство признал возможным, ввиду оказанных услуг по арестованию в пределах Финляндии некоторых членов Северного боевого летучего отряда, назначить Вашему сотруднику Василию Леоновичу денежную награду в сумме 1500 рублей».
Грубая работа! Понятно, как реагировал на все это Бурцев.
Надо сказать, что Бакай до определенного времени не понимал смысла игры, не знал, кого они с Бурцевым ищут, — вообще не знал, что идет охота за уликами против конкретного человека.
Но через некоторое время Бурцев, как бы между делом, попросил Бакая рассказать, что он в департаменте слышал о видных деятелях ПСР — Чернове, Натансоне, Азефе…
О каждом Бакай что-то сказал. А вот об Азефе, по его словам, в департаменте никогда не упоминали. Бакай, конечно, помнил, что его имя фигурировало в письме Доброскоку, которое он недавно написал под диктовку Бурцева. Но что это за человек, он знать не знал.
Бурцев пояснил, что Азеф — глава Боевой организации.
Бакай решил, что его собеседник шутит «или, может быть, конспирирует». «Мне не знать главу Боевой организации — это значит все равно, что не знать фамилии директора департамента».
Тогда Бурцев прямо сказал: Азеф — именно тот человек, которого «я уже год обвиняю в том, что главный агент-провокатор среди социалистов-революционеров».
«Тогда Бакай оживился и сказал мне:
— Да вы бы давно это сказали! Если Азеф видный с.-p., да еще глава Боевой организации, действующий много лет подряд, близкий человек для Чернова, Гершуни и Натансона, и у нас о нем не разговаривают и его не разыскивают — значит, он наш сотрудник!»
Бакай по-прежнему говорил о Департаменте полиции: «мы», «наш»…
Бурцев и Бакай теперь собирали улики сообща. Бывшие начальники и сослуживцы Азефа делали ошибку за ошибкой и невольно его выдавали.
Бакай навестил жившего в Париже Ратаева. Между делом завел разговор о том, что Бурцев-де готовит департаменту страшный удар — хочет разоблачить «вашего главного эсеровского агента — Азефа». «Никакого Азефа я не знаю», — смущенно ответил Ратаев. Потом Бакай завел речь о тяжелом положении, в котором оказалась жена Азефа. «Так неужели Бурцев и жену Азефа обвиняет в провокации?» — спросил Ратаев, выдав тем свое знакомство с носителем этой фамилии.
Еще одна улика была связана с пребыванием Азефа в Варшаве в 1904 году. Мы помним, что там (по сведениям Бакая) как раз в это время находился «агент Раскин». Он должен был встретиться с инженером Д.
Бурцев попытался связаться с Д. еще весной 1907 года, но встреча их состоялась только летом следующего года в Лозанне. Д. с трудом припомнил, что да, в 1904 году заходил к нему в контору «какой-то с.-p., но он показался мне до такой степени подозрительным, что я принял его за шпиона и прогнал». Прислал этого человека библиограф Рубакин.
По счастью, Рубакин тоже находился в Лозанне, и Бурцев мог спросить его, кого именно посылал он к Д. «Не придавая особого значения своему ответу, Рубакин сказал:
— Азефа».
Тождество Азефа с Раскиным было, можно сказать, установлено… Не стопроцентно, но с достаточно большой вероятностью.
Таким образом, материала было уже немало.
Чтобы вживую увидеть, что внешне расцветавшая, полная сил, вдохновенная Россия начала XX века несла в себе смертельную болезнь, достаточно знать один только факт: человек с таким талантом сыщика и следователя, как Владимир Бурцев, не работал на правительство или, в крайнем случае, не боролся с преступностью в одиночку, как обитатель дома на Бейкер-стрит, а исполнял должность добровольного контрразведчика террористов.
МАСОНСКИЙ ЗАГОВОР
Впрочем, война против Азефа велась и с другой стороны.
Как раз в то время, когда Бурцев и Бакай собирали улики, примерно в мае 1908 года, в Париж из России приехал известный и примечательный человек, Николай Александрович Морозов, один из тех ветеранов-шлиссельбуржцев, народовольцев, которые приветствовали Гершуни в 1905 году в стенах Новой тюрьмы Шлиссельбургской крепости.
Морозов знаменит не столько революционными заслугами, сколько тем, что во время 24-летнего одиночного заключения выучил 11 языков и написал 26 томов различных сочинений научного, паранаучного и художественного характера. Некоторые из них получили высокую оценку специалистов (хотя Морозов не окончил даже гимназии — исключен за неуспешность), другие носят курьезный характер (именно Морозов изобрел «новую хронологию», впоследствии возрожденную А. Т. Фоменко), но бодрость духа и неутомимость, явленные узником, в любом случае достойны восхищения. После освобождения он вел насыщенную жизнь, возглавлял Русский совет Общества любителей мировидения, впоследствии был ректором Института им. Лесгафта и — достойный финал биографии — в 87-летнем возрасте участвовал в качестве снайпера в боях на Волховском фронте.
И вот этот неутомимый человек приезжает в Париж с одной-единственной целью.
По словам Веры Фигнер, он был «…послан из России одной, не социалистической, но оппозиционной тайной организацией в Париж со специальной миссией известить М. А. Натансона, что достоверно известно, что Азеф служит в Департаменте Полиции»[255].
Натансон потребовал от него назвать источник сведений. Морозов не назвал, сославшись на данное слово. Натансон больше ничего не хотел слушать. Более того: он запретил Морозову говорить о предательстве Азефа кому бы то ни было. А не то «пропечатают… как врага социал-революционной партии» — невзирая ни на какие заслуги.
Что же это за тайный источник? Что за оппозиционная организация?
По счастью, тайну свою Морозов не хранил вечно. О предательстве Азефа он узнал «от графа Орлова-Давыдова».
Что же общего может быть между революционером и ученым-дилетантом Николаем Морозовым и церемониймейстером высочайшего двора, жиздринским предводителем дворянства графом Алексеем Анатольевичем Орловым-Давыдовым? Да, Орлов-Давыдов — человек либеральных взглядов, позднее депутат Государственной думы от Прогрессивной партии (левее октябристов, правее кадетов), но все-таки точек соприкосновения с недавним шлиссельбуржцем как-то не находится…
