Иван Науменко - Сорок третий
- Постой, тетка! - кричит Митя. - Не бойся, мы свои.
Хлопцы спрашивают, где Озерки, Малковичи, как пройти на хутор Скорошилов, но женщина молчит. Только часто бросает испуганный взгляд на Митин мундир.
- Да не немцы мы, - как можно ласковей объясняет Митя. - И не власовцы. Идем в партизаны...
- Никаких партизан не знаю.
- Мы о них не спрашиваем. Расскажите, как выйти на Озерки.
Женщина машет рукой, показывает в ту сторону, откуда только что вышла сама. В корзине у нее - картошка.
- Знаем, где Африка, Австралия, а где Озерки - спрашиваем, неизвестно над кем подшучивает Лобик. - Хорошо, что костер потух. А то бы привели в местечко на веревке.
- Кого привели? - переспрашивает Митя.
- Нас. Партизаны, называется.
У Лобика скверная привычка, когда что-нибудь не клеится, искать виновного. Сергей кривит губы в усмешке, уставший Рудик недовольно хмыкает. Митю это выводит из себя.
- Так вы же в армии были! - кричит он на Сергея и Лобика. - Почему не додумались охрану поставить? Вояки...
Он вырывается вперед, идет один. Через несколько минут хлопцы его догоняют.
- Вот что, - голос у Лобика серьезный. - Нас большинство, и мы требуем, чтоб ты снял мундир. Разве не видишь - от нас люди убегают.
Это уже чересчур: не для форсу натянул Митя немецкую форму. Оскорбленный в лучших своих чувствах, он кричит на весь лес:
- Какое большинство? Рудика на улице подобрали. На кой черт он тут? Нет, кроме него, кого партизанам кормить?
Лобик первый хохочет над собственным предложением. На короткое время согласие между ними восстанавливается.
Выбравшись на открытое место, они увидели Озерки. Ни одна хата не уцелела. Торчат закопченные трубы, колодезные журавли, кое-где на огородах купки груш-дичков. Пусто, глухо на пожарище. Ни человека, ни коня, ни собаки.
Краем поляны хлопцы обходят деревню. Вид разрушения, пустоты особых ощущений у них не вызывает. Может, потому, что с поля все собрано, картошку жители, очевидно, убирают на рассвете, а на отдельных полосках даже пробивается зеленая щетина молодой озими.
Под вечер, когда беглецы делают привал, произошла еще одна встреча. Из густого лозняка, что возле болотца, вышел человек в зимнем ватном пальто, но, увидев незнакомых, хотел снова нырнуть в кусты. Митя с Лобиком выскочили, клацая затворами, подозвали человека к себе. Он неохотно подошел, и Митя узнал заведующего Малковичской школой Веселовского. Он в местечке бывал часто, и Митя его немного знает.
Веселовский - чернявый, солидный - несет за плечами мешок. Держится настороженно. Оно и понятно - учитель партизанит. Ушел в лес еще прошлой осенью, побив ночью в школе окна, развалив печь. Об этом рассказывал Микола.
- Почему вы без винтовки? - спрашивает Митя. - Если бы на нашем месте были немцы, тогда что?
Веселовский беспомощно хлопает глазами.
Митя приглашает учителя перекурить, угощает сигаретой, и тот наконец успокаивается. Рассказывает, как дойти до Скорошилова, советует переночевать в малковичских куренях, которые отсюда совсем недалеко. Половина Малкович сожжена, и те, у кого нет хат, назад в деревню идти боятся.
Курени стоят в густом орешнике. Их много. Дымят костры, в горшках, котлах варится картошка, по вытоптанным дорожкам бегают замурзанные дети. Где-то поблизости мычат коровы, даже свиньи хрюкают. Будто цыганский табор.
Беглецов погорельцы принимают за партизан. Никто ничего не спрашивает - даже на Митин мундир никто не обращает внимания. Видимо, немецкую одежду партизаны носят.
Ночуют беглецы на мятой соломе, в шалаше. Хозяйка, молчаливая женщина, сварила на ужин чугунок картошки. Мане и Рудику наливает по большой кружке молока. Хлопцы удивляются: картошка совсем не соленая.
Когда утром, прощаясь, Митя отсыпает хозяйке две горсти соли, она смотрит на него, как на избавителя, и даже вытирает уголком платка слезу.
Целый день продолжается мучительное ожидание в березняке, откуда хорошо видны соломенные крыши Скорошиловского хутора. Все вокруг тщательно осмотрено, ориентиры проверены. Место то самое, о котором Митя договорился с Миколой. Однако ни Мазуренки, ни его посланцев нет.
Мальчик, которого Маня качает на руках, видимо, заболел. Два дня не подавал голоса, а теперь хнычет и хнычет. Настроение у беглецов подавленное. Почти год помогали они десантникам, с Анкудовичем, Бондарем, Драгуном установили связь еще тогда, когда те сами не были партизанами. А как пришлось туго, некому и помочь.
- Мазуренка всегда вилял хвостом, - горячится Лобик. - Помнишь, обещал прислать пистолет. Прислал? Дулю с маком. Бумаги писал, давал указания. За каждую такую бумажку могли повесить...
Митя не возражает. Мазуренку оправдать нелегко. С другой стороны, трудно поверить, чтобы он не захотел помочь своим связным. Может быть, Миколе не удалось с ним встретиться?
Ночуют беглецы в березняке, костра не разжигают. На другой день ждут по полудня. Опять никого нет...
IV
Выход теперь один - прибиться к любому отряду. В конце концов, в лесу много людей, с которыми так или иначе хлопцы были связаны. Шура Гарнак, Андреюк, Шкирман, Михайлов со своим взводом. Не может быть, чтобы они никого не встретили!..
Расчет оправдался, словно в сказке. Вернувшись на место, где позавчера встретили Веселовского, хлопцы глазам не верят. По болоту бегут, держа в руках туфельки, две девушки в белых платочках, и одна из них Нина Грушевская, которая, забрав деньги из кассы торговой конторы, недели две назад ушла из местечка в лес, а вторая - Катя Хорошка, та самая, что приходила от партизан для установления связи с надежными людьми из местечка. Девушки - будто избавление от беды, будто посланцы судьбы.
- Чего вы тут блуждаете?
- Своих ищем. Может, знаете, где разведгруппа Мазуренки?
- Зачем вам разведгруппа? Пойдемте в наш отряд. Ваши все у нас. Два доктора, пленные со станции.
Митя с Лобиком возбуждены, девушки - тоже. Они же ровесники, и, кроме войны, немцев, власовцев, есть и другое - молодость, белые как снег платочки, вот эти довоенного фасона туфли, которые девушки так оберегают. По болоту ведет утоптанная стежка. Вокруг - порыжевшая трава, пушисто-белые сережки каких-то растений, задумчиво-прозрачные, как бы окутанные дымкой шары лозняков.
Вот она, долгожданная свобода, которая пришла в лице этих девушек! Теперь не надо бояться, хитрить, изворачиваться. Теперь у Мити за плечами винтовка, он будет из нее стрелять, ходить вместе со всеми в походы Как хорошо быть вместе со всеми!..
В душе едва слышно звенит мелодия. Она чем-то отличается от приподнятых мыслей и чувств Мити.
Пейте, пойте в юности,
Бейте в жизнь без промаха,
