Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов
Застрельщики расположились вблизи наблюдательного пункта командира батальона Казанского полка, того самого, что днем объяснял Якову задачу. Коней казаки оставили в укрытии, захватив с собой поболее зарядов к ружьям.
— Вы, братцы, спите, набирайтесь сил, — успокаивал Матвеич Семена Прядкина, пустившегося было в долгий рассказ.
— Дай досказать сказку, Матвеич.
— Опосля штурма догутарите, — не разрешил урядник.
Пальба не прекращалась и ночью. Порой из крепости взлетали ракеты, слышались устрашающие голоса. Прижавшись друг к другу, казаки спали чутким сном.
Их разбудили, когда тьма ночи только чуть дрогнула:
— Ну-ка, застрельщики, поднимайтесь! К исходной позиции, мигом!
— На зубок бы чего положить, — высказался Семен.
— Кто ж ест перед сражением? А если в живот поранят…
Светили звезды, с Дуная тянуло сырой прохладой, ходы сообщения и траншеи были полны казанцев, ожидавших недалекого часа штурма. Пока они добрались до назначенного места, подступил рассвет. Подполковник был уже на месте и ожидал казаков.
— Ну что, хорунжий, готовы твои орлы? Задачу им разъяснил? Запомни: не мешкая, вслед за взрывом к воротам.
— Все понятно, господин подполковник.
Русские пушки ударили разом, сотнями разрывав раскололи тишину, и тотчас отозвалась выстрелами крепость.
— Вот, гляди, как с того холма взлетит красная ракета, так вступайте в дело, — предупредил их подполковник…
Ракета стремительно вырвалась ввысь, оставляя за собой огненный хвост, в небе рассыпалась на сотни ярко-огненных звездочек.
— Вперед, орлы-молодцы! За мной! — Яков первым выбрался из траншеи и бросился к крепости.
Рядом с ним бежал Семен Прядкин и еще один казак, которого прозывали Черпаком. Остальные бежали позади, растянувшись в стороны. Над головой то и дело взвизгивали пули, но его мысль была занята одним: воротами. Он смутно видел их вдали, их отделял гласис, а затем с крутыми скосами ров, который предстояло преодолеть.
Подполковник объяснял, что когда они достигнут рва, произойдет взрыв. Взорвутся триста пудов пороха, которые не только сокрушат ворота, но и вывернут во рву дальний скос, и тогда ров перестанет быть препятствием. По выброшенной взрывом земле можно будет добежать к воротам.
— Не отставай, казаки!
Яков первым достиг рва, быстро скатился в него. Остальные за ним.
«Почему же нет взрыва?..» — промелькнуло в сознании.
И в этот же самый момент земля под их ногами дрогнула, вздыбилась, неведомая сила подбросила казаков, и швырнула наземь. Что-то ударило Якова в затылок. Все перед ним закружилось, расплылось. И уже ничего не видя, он почувствовал, как на него медленно обрушивается тяжесть. Она давила на грудь, живот, сковывала ноги. Он хотел освободиться от этой тяжести и не мог. Она неумолимо давила.
Он не слышал прогремевших слева и справа взрывов, не видел, как из ворот крепости вырвались турки и с устрашающими криками бросились к полузасыпанным землей казакам. Озверевшие янычары секли ятаганами контуженных и беспомощных казаков, рубили головы, руки. Бакланова та участь миновала. Смилостивилась судьба. Подоспевшие казанцы отбросили турок назад в крепость.
Через три дня крепость пала, а еще через неделю Яков отправился в свой полк. Стояла такая же ясная солнечная погода, как и десять дней назад, когда он ехал в Браилов с друзьями-товарищами. Степь цвела, благоухала и разноголосо звенела птичьими голосами. В небесной синеве весело порхал неуемный жаворонок, он висел над одиноким всадником и с высоты лилась его звонкая песня. Она долетала до слуха казака, но в ликующем ее звоне Якову слышались пронзительный голос Семена Прядкина и глуховатый, будто простуженный — Матвеича, озорной посвист долговязого Сотникова и всех остальных его казаков, которых похоронили на браиловском кладбище в братской могиле.
Ты бежи-бежи, мой конь,
На мой тихий Дон родной…
Отец стоял в окружении казаков у своей штаб-квартиры. При появлении Якова разговор стих, все расступились.
— Жив? — выслушав рапорт, не очень любезно сказал отец и окинул прибывшего строгим взглядом. Он уже знал о происшедшем. Злые языки говорили, что виной гибели казаков стал хорунжий Бакланов. «Всех погубил, а сам остался целехоньким. Не иначе, как праздновал труса…»
— Жив. Контузило вот только.
— Пойдем, там обо всем доложишь.
В избе у окна сидел за столом казак-писарь и усердно скрипел пером по бумаге.
— Выйди, да дверь плотней притули, — хмуро сказал отец, и писарь не заставил долго ждать.
— А ну поворотись! — приказал отец сыну.
— Куда поворотиться? — не понял Яков.
— К окну поворотись!
И едва он повернулся к окну, как в воздухе коротко просвистело, и спину обожгло. Яков даже подскочил.
— За что, батя?
Загородив путь к двери, отец стоял с плетью в руке. Вид его не предвещал доброго.
— А за то, сукин сын, чтоб впредь умней был! — Плеть снова просвистела и обожгла щеку. — Повернись, говорю! Славы захотел, подлец! Геройство пожелал выказать!
И снова — вжик… вжик…
— Не суйся в омут в одиночку! Твори отвагу со всеми. Со товарищами-однодумцами иди в огонь. Да всегда помни о казаках, что под твоим началом ходят!..
Отец отбросил плеть, вытер пот со взмокшего лба.
— Что теперь мне отписывать отцам и матерям захороненных? Ты подумал о том?
Яков стоял с виноватым видом, перечить отцу не смел. А тот, распаленный, ходил из угла в угол комнаты, мимо застывшего сына, продолжая выговаривать:
— Впредь тебе будет наука, чтобы думал попервах не о себе, не о наградах, а о людях, под начало твое даденных. Ведь у каждого семья, детишки, жена. Теперь они остались без кормильца. Эх, ты…
И это ты прозвучало таким укором, что у Якова защемило в груди… Отец не произнес более ни слова, сел на лавку, уронив голову… Яков стоял перед ним, не смея шелохнуться.
— Ну вот что, — наконец произнес отец, оглядывая Якова. У того сукно на спине лопнуло, и с плечей и рукавов свисали лоскуты. — Чекмень этот сбрось, надень новый, он там, в горенке висит.
У Силистрии
На рассвете тревожно заиграла труба.
— По-одъе-ем! По-одъе-ем! — пронеслось по лагерю. — Трево-ога-а!
Полуодетые казаки бежали к коням, заседлывали их, ладили вьюки со своим добром.
— Поспешай! Поспешай! — суетились унтеры. Труба продолжала торопить.
Вскоре сотни стали вытягиваться к дороге, где обозначилась колонна. С первыми лучами солнца полк тронулся в поход, двигаясь в авангарде 6-го корпуса. На этот раз его путь лежал к Силистрии.
