Эдвард Радзинский - Убийство императора. Александр II и тайная Россия
– Виновна ли Засулич в том, что нанесла рану?.. – И громко, на весь зал. – Нет! Не виновна!
Тому, кто не был свидетелем, нельзя себе представить взрыва звуков, покрывших голос старшины, того движения, которое, как от удара током, пронеслось по всей зале. Крики несдержанной радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы: “Браво! Ура! Молодцы! Вера! Верочка! Верочка!” – все слилось в один треск – и стон, и вопль. В партере многие крестились; в верхнем, более демократическом отделении для публики обнимались; даже в местах за судьями (в местах VIP. – Э.Р.) усерднейшим образом хлопали, – вспоминал Кони. – Один особенно усердствовал над самым моим ухом. Я оглянулся. Помощник генерал-фельдцейхмейстера граф А.А. Баранцов, раскрасневшийся седой толстяк, с азартом бил в ладони. Встретив мой взгляд, он остановился, сконфуженно улыбнулся, но, едва я отвернулся, снова принялся хлопать».
Сама Вера Засулич «ждала, что ее повесят после комедии суда». А тут…
– Вы оправданы! – объявил Кони, обращаясь к Засулич. – Пойдите в Дом предварительного заключения и возьмите ваши вещи. Приказ о вашем освобождении будет прислан немедленно. Заседание закрыто!
И Достоевский сказал сидевшему рядом журналисту Г.К. Градовскому: «Наказание этой девушки неуместно, излишне, – следовало бы выразить так: иди, ты свободна, но не делай этого в другой раз. Нет у нас, кажется, такой юридической формулы, а чего доброго, ее теперь возведут в героини».
Так неожиданно сказал автор «Бесов».
В это время огромная толпа на улице «возводила ее в героини». Оглушительное и долго не смолкавшее «ура» встретило Веру Засулич. Крики «Поднимите ее на плечи!». Опять «ура». Крики «Да здравствует Засулич! Слава Засулич!».
В это время в зале суда А.Ф. Кони собрался было уходить, но его задержал А.И. Деспот-Зенович, член Совета Министерства внутренних дел – старик со звездой ордена Александра Невского. – Счастливейший день моей жизни! Счастливейший день! – повторял он, крепко сжимая Кони руку.
Но восторженные поклонники «счастливейшего дня» тут же смогли увидеть его первые результаты. Когда карета с Засулич проезжала по Воскресенскому проспекту, к ней бросились жандармы. И тотчас раздались выстрелы. Это стрелял революционер-народник студент Григорий Сидорацкий. Он решил, что жандармы хотят вновь арестовать Засулич.
Председатель суда Кони уже обедал у знакомых, когда появившийся гость сообщил: «Знаете ли вы, что происходит на улице? Там стреляют. На Воскресенском проспекте лежит убитый».
И эти выстрелы, и убитый были кровавым эпиграфом к дальнейшему.
Так Россия продемонстрировала во всем блеске свое юридическое детство. Любимый и единственно понятный в России суд по Справедливости одержал сокрушительную победу над судом по Закону. Было оформлено законодательно право на этот суд по совести, легализовано право стрелять по убеждениям. С этой минуты великого унижения Закона и пошли часы революции.
Но так же как суд надсмеялся над законом, над законом надсмеялся и государь.
Узнав о происшедшем, Александр пришел в ярость.
И вскоре управляющего Домом предварительного заключения полковника Федорова потребовал к себе генерал-майор Козлов (исполнявший в отсутствие Трепова обязанности градоначальника). И объявил: «По повелению государя, за несвоевременное освобождение Засулич, вы должны отбыть семидневный арест на гауптвахте». При этом Козлов был весьма сконфужен. Ведь Федоров действовал по закону, то есть исполнил решение суда и письменный приказ Председателя суда.
Но государь тоже хотел справедливости.
И на следующий день после суда последовал приказ генерал-майора Козлова: «Предлагаю господам участковым приставам принять самые энергические меры к разысканию и задержанию… Веры Засулич, покушавшейся на жизнь генерала-адъютанта Трепова…».
Но Засулич и след простыл.
Западные газеты писали о деле Веры Засулич: славили героическое решение суда, выступившего против самодержавия. Слава Засулич, видимо, оказалась заразительной. И следом состоялись: два покушения на германского императора, покушение на итальянского короля, а потом и покушение на короля испанского.
Не прошел для Европы даром выстрел нашей Веры.
«Всероссийский суд по совести»
После оправдания первого выстрела «суд по совести» стал воистину всероссийским… Радикальные члены «Земли и воли» начали вершить акты возмездия, справедливости.
Стреляли в товарища прокурора киевского окружного суда Котляревского. Его спасла толстая шуба – сослужила роль пуленепробиваемого жилета. Убили агента сыскной полиции Никонова. На улице застрелили жандармского офицера барона Гейкинга… Все они, по мнению молодых людей из «Земли и воли», были нехорошими людьми, и молодые люди решили, что жить им не следовало. В Харькове застрелили харьковского генерал-губернатора князя Кропоткина. Так как губернатор был реакционер, то в праве на жизнь молодые люди отказали и ему.
Правительство ответило арестами. Во время ареста в Одессе член «Земли и воли» Ковальский, отстреливаясь, ранил полицейского. Был схвачен, расстрелян. Приговор землевольцы сочли несправедливым. И, согласно праву на самооборону, решили действовать.
Так террор пришел в Петербург.
8 августа Главноуправляющий Третьим отделением, шеф жандармов Н. Мезенцов возвращался домой из церкви после утренней службы. Дом шефа жандармов находился в самом центре Петербурга на Михайловской площади, рядом с Михайловским дворцом.
Степняк-Кравчинский
Здесь и поджидал его молодой человек – атлетически сложенный, со смуглым лицом, курчавыми волосами и курчавой модной бородкой a la Наполеон III. Это был Сергей Кравчинский. Тот самый дворянин, о котором мы уже упоминали, – ушедший в отставку офицер, одним из первых пошедший «в народ». За это время Кравчинский многое повидал. Успел бежать из России, участвовал в восстании славян против турок, сражался вместе с восставшей беднотой в Италии, вернулся в Россию и стал одним из руководящих членов «Земли и воли».
Много писал в подпольном издании «Земля и воля». В дальнейшем он станет известным литератором: под псевдонимом «Степняк». Он сделает это имя популярным. Его книгу «Подпольная Россия» будет читать вся Европа. Под именем Степняк-Кравчинский он и войдет в русскую историю.
Так теперь будем называть его и мы.
Итак, Степняк-Кравчинский прогуливается у дома Мезенцова с загадочным свертком. А чуть поодаль, на Михайловской площади, стоит второй участник «дела» – молодой, высокий, в синем элегантном пальто. Это еще один несостоявшийся офицер и тоже атлет, и тоже красавец.
