Конкордия Ландау-Дробанцева - Академик Ландау. Как мы жили
— Мне, как медику, клиницисту, непонятно. Декабрь, только начало зимы. Ни в коем случае не берите домой на зиму. Ему на всю зиму нужен больничный коридор, живот у него очень вздут. Я был у него, он лежать не мог. Мы с ним все время гуляли по коридору. Медсёстры говорят, что он начинает ходить с трех часов ночи. Нет, категорически запрещаю брать его из больницы на зиму. Это очень опасно. Брать нельзя.
Лев Давидович ещё очень болен после таких травм, после таких тяжелейших травм, когда человек остаётся жить, три года — самый короткий срок его обязательного пребывания в клинике. Он должен быть три года под круглосуточным надзором врачей. В январе 1964 года будет только два года после травмы. Мне непонятно, зачем спешит Гращенков, у него, наверное, какие-то свои личные мотивы или он боится, что Егоров украдёт его из больницы, и тогда лавры достанутся не Гращенкову, а Егорову.
Я тоже была в тупике. Не могла же на Гращенкова повлиять сплетня семейной троицы Лившицев о том, что я отказалась взять мужа из больницы. Да тогда и предписания врачей не было. Мне было непонятно поведение Гращенкова. Мне было страшно!
Телефон продолжает звонить. Москвичи продолжают меня ругать. Иногда обидно, иногда плачу, как бывают несправедливы и злы люди! Как несправедливо выслушивать только одну сторону, а делать выводы двусторонние! Весь мир знает, что физик Ландау был в высшей степени честный и справедливый человек. Его при жизни называли «Ландау — это совесть советских физиков!». Не раз Дау говорил мне: «Коруша, прежде чем осуждать человека, нужно попытаться встать на его место. Как бы ты повёл себя в его ситуации».
Вспомнила, что когда в 1961 году в декабре месяце был только что закончен на «Мосфильме» кинофильм о физиках «9 дней одного года», на первый просмотр этого фильма, который состоялся ещё в стенах киностудии, был приглашён Ландау с женой и Арцимович. После просмотра фильма кинорежиссёр Ромм спросил мнение физиков. Арцимович сказал: «Мы, физики, очень любопытный народ и удовлетворяем своё любопытство за счёт государства». Режиссёр ахнул: «Вот эту бы фразу мне услышать раньше. Я бы её вставил в фильм». Эту фразу другой режиссёр вставил в фильм «Ольга Сергеевна».
Щемящая боль пронзила меня, когда я услышала эту фразу, сидя уже одинокой возле телевизора в октябре 1975 года. Вспомнила, что присутствовала при рождении этой фразы. Тогда Дау был рядом. Это были счастливейшие моменты в моей жизни. Кончался 1961 год, уже второй год, как Ирина Рыбникова переступила порог нашего дома. Уже второй год я упорно избегаю близости с мужем, но наши семейные выходы доставляли нам обоюдное счастье. Мы тянулись друг к другу.
— Коруша, сегодня идём в Дом кино. Там просмотр новых иностранных фильмов.
И усадив меня на место, как всегда, исчезал. Однажды появился не один. С ним был его знакомый художник. Познакомив меня с художником, потом мне сказал:
— Гордись, Коруша, этот художник разыскал меня, вёл к тебе: Дау, идите, я вам покажу по-настоящему красивую девушку. Удивительно, ты с возрастом совсем не меняешься. Художник очень удивился, что я от такой жены бегаю, ищу новых девушек. Как много людей не понимают многогранности, яркости жизни!
— Даунька, тебе примерно через месяц стукнет уже 54 года. А ты все бегаешь, ищешь новых красивых молодых девушек. Не пора ли тебе уже угомониться?
— Ну что ты, Коруша, говоришь. Я чувствую расцвет и в творчестве, и в жизни. Какую работу я уже скоро закончу! Я действительно стою на пороге большого открытия. Мне кажется, я только сейчас стал по-настоящему понимать физику. Ещё столько неразгаданных тайн! Подумать только, когда я только входил в науку, Иоффе был примерно в моем возрасте, и я тогда имел наглость считать его стариком. Сейчас я знаю — это возраст расцвета! Великий из великих — Эйнштейн — очень рано скис. Наверное, от скуки. Вероятно, он никогда не бегал за девушками.
Дом кино, премьеры в театрах, просмотры новых фильмов, приёмы в посольствах, приёмы дома в честь иностранных гостей — жизнь кипела! Даунька был ко мне очень внимателен, очень нежен, и это несмотря на то, что я нашей близости сказала: нет!
— Коруша, сегодня новый французский фильм в Доме учёных.
Был уже конец декабря 1961 года. Снега ещё не было. Было относительно тепло. Решив в Дом учёных добраться на такси, мы подошли к Дому обуви. Ранние зимние сумерки. И вдруг, впервые, на новоотстроенном здании Дома обуви вспыхнул неоновый свет, красиво разлилась голубизна по карнизу здания у самой крыши. Вскинув голову ввысь, я облокотилась на Дау. Он ближе прижался ко мне, как было приятно опираться на его высокую стройную стать! Чувствовать такую опору в жизни. Мы застыли. Я смотрела в синеву карниза, Дау смотрел на меня. В такие минуты никто не стоял между нами. А наша семейная жизнь, перешедшая в период жениховства, таила прелесть. Мне казалось, для Дау я была в недоступном состоянии, желаннее двух вместе взятых его 25-летних возлюбленных — Геры и Ирины. Но мне ведь тогда уже было 50, а в синеве сверкающего карниза декабрь становился весной, а преклонный возраст переходил в юность. За мной стоял Дау, пыл завоевать его до конца моих дней кипел во мне. Возраста я не ощущала. Это был конец 1961 года. Никто тогда не ведал, что принесёт мне и Дау начало 1962 года.
Воспоминания бесконечно уносят меня к счастливым временам.
— Коруша, мне все время хочется в уборную. Даже когда я оттуда выхожу, мне хочется вернуться назад. Я все время думаю о туалете, а Гращенков это считает мозговым явлением и без конца задаёт мне глупейшие вопросы. Ещё пригласил психиатра Лурье меня лечить.
Почему все здоровые медики, все здоровые физики, опорожняя свой кишечник раз в сутки, не могут поставить себя на место больного. Почему такой благородный академик, как И.Е.Тамм, прежде, чем говорить о ненормальном мышлении Ландау, не подумал: если бы его брюкам угрожало извержение кишечника, вероятно, он тоже поспешил бы в туалет, а не на светскую беседу. А все медики лезли в психологию. Ведь разумнее психологию предоставить психиатрам, не психологам. Психологов, астрологов и ещё хиромантов Дау презирал, это есть одного поля ягоды!
Психиатры Снежневский и Кербиков наблюдали больного, их прогнозы не соответствовали лифшицким. Психиатры на каждом консилиуме утверждали, что выздоровление идёт нормально, в истории болезни они всегда отмечали быстро прогрессирующее выздоровление. Они не сомневались в нормальном мышлении Ландау, они знали — контузия мозга требует длительного выздоровления. Контузию мозга лечит время. Исчисляющееся годами.
В палате Дау О.В.Кербиков. Он принёс специальные снотворные для Дау, из-за болей в животе Дау совсем потерял сон.
