Мария Вега - Ночной корабль: Стихотворения и письма
Майа сказала, что Вы пишете мне «большое письмо». Благими намерениями вымощена дорога в ад, но Вы туда не попадете, потому, что всё, что Вы делаете без намерений, а по вдохновению, перевешивает на весах в сторону облаков и звезд. Буду терпеливо ждать. Крепко Вас целую.
Ваша Вега
83.
28 июля 1977
Дорогая Светлана,
случилось так, что чудеса меня не покинули, и, благодаря Майиному моряку, у меня появилась возможность выполнить мой невыполненный долг перед Крылатым. Я всё сделала сама, спокойно и просто, безо всяких формальностей, но в условиях такой исключительной красоты, в такой волшебной обстановке, что, когда я ею с Вами поделюсь, Вы ее переживете вместе со мною. Это событие, как и вся моя запоздалая поездка – награда за пройденный крестный путь, и я получила огромное, светлое успокоение». Но письму ничего доверить не могу. Добавлю только: место на морской карте отмечено со всей точностью, и, когда придет мой час, но об этом мы еще поговорим при встрече. А пока – вот стихи, из которых Вы всё поймете.
* * *
С.Н.М.
Вошел незнакомый, незванный,в мой дом,
Всю жизнь, вероятно, он был мне знаком
В каком-то другом измеренье,
Быть может – в четвертом, где корень всего,
Где сблизило Время меня и его,
Как цепи единственной звенья.
И сразу, без громких, торжественных слов,
Мне стало понятно, что путь мой готов,
Заранее мудро указан:
По-дружески крепкая, издалека
Ко мне потянулась душа моряка,
И узел последний развязан.
Что было потом?..
Разве можно о том
Сказать?.. О сияющем, о голубом,
Таинственном и бесконечном…
О небе… О лодке… О той глубине,
Где прах растворится, горевший в огне,
И сном успокоится вечным…
На горьком, на черном, на вдовьем веку,
Прощальный салют моряка моряку
Прекрасенсвоей простотою.
На миг у борта расступилась вода,
И море сомкнуло ее навсегда,
От солнечных искр золотое.
Я вижу, я знаю, я помню одно:
Какое высокое счастье дано
И мне, и Тому, кто, безмолвный,
Присутствовал на погребенье своем,
Когда выходили мы в море втроем,
В балтийские вольные волны.
84.
18 сентября 1977
Дорогая Свет-Лань,
ну вот, добралась до письма! Именно добралась, потому что кому, как не Вам, понятно, что значит не иметь времени, и у меня не только времени, но и простых конвертов не было, потому что льют водопады с неба, ветер сумасшедший, на почтовом отделении хронический замок, и купить конверты можно только сжав челюсти и устремившись в черные мокрые дали. Ну, и жизнь! Великан пропал, он снимается в Ленфильме, возвращается очень поздно, умирая от голода: там пожевать негде и нечего.
Я не успела Вам сказать по телефону о грандиозном урагане с наводнением. Всё кругом ныло и ревело, тучи летели во всех направлениях, парк шатался, как пьяный, градом сыпались яблоки, а Нева шла прямо на ДВС, и лужайки парка быстро превращались в озера. Нечего и говорить, что я отправилась встречать Неву, отступая от нее по мере приближении воды…
О нашем доме – прихожей гроба – рассказать ничего не могу, забилась в свой скит и работаю.
Обнимаю, целую и очень жалею, что так мало Вас видела в Москве. Приеду теперь, когда выйдет сборник.
Ваша Вега
85.
8 ноября 1977
Дорогая Светлана,
опять лежу у себя, дикие боли не проходят, температура каждый вечер 38, очевидно, меня поместят в клинику.
Писать мне очень трудно, нет положения, при котором едва удерживаешься от крика. Пишите мне, – это всего нужнее. Сейчас придут делать укол. Целую.
Ваша Вега
86.
13 ноября 1977
Дорогая Светлана,
доктор, присланный Дудиным, мне очень помог, и если я и болею, то никому не в тягость, никому не мешаю жить. Я даже сама уже могу подметать комнату, вытирать пыль, стелить постель и принимать позы, при которых не плачу от боли. Конечно, ни о каких прогулках речи быть не может, они ограничиваются выходом в коридор, пока проветривается комната. Но и говорить, и слушать я вполне способна. Заботиться обо мне никому не нужно, две картофелины мне варит Островская. Гранаты выжимаю сама и сама себе делаю чай.
После выхода драгоценного (если бы!) камня из почки воспаление обострилось, но постепенно успокаивается, так что сегодня я впервые попробовала повернуться на правый бок и обошлось почта хорошо…
К уходу Бориса Сергеевича я не могу привыкнуть, но знаю, что если директор позволит мне переселиться в его комнату, мне будет легче, останется вся привычная атмосфера, будто присутствие…
Целую Вас крепко, надеюсь на письмо, на стихи, на приезд.
Ваша Вега
87.
17 декабря 1977
Дорогая Светлана,
не зря мой бедный великан говорил, что были когда-то Ваньки-встаньки, а я Манька-встанька. Ведь ко мне в лазарет никого не пускали, и могу сказать, что даже в тяжелом сыпняке такого ужаса я не переживала. Была в мирах совершенно фантастических, но потом жар спал, и я протрезвела. Теперь мне запрещено всё на свете, кроме вареной рыбы и моркови всех видов.
В моем бредовом состоянии какие-то пятна всё же выделялись, и на первом месте выделилась почему-то Дина Анатольевна, наша Мона Лиза, показавшая себя в Москве в таком прекрасном облике, что я как будто Америку открыла (впрочем, эту проклятую страну я не хотела бы открывать и не благодарю за нее Колумба). Нет, не Америку, а прелестную страну, где что-то очень молодое, свежее, напоминающее детство и открытие «звезд на каблуках». Мона Лиза была более чем трогательна, и я ее полюбила искренно. Несмотря на большую «разность», между нами неожиданно много родного. Я буду рада, если она приедет в Ленинград.
Три Новых года мы с Вами встречали вместе, но на сей раз не уверена, что к приходу Деда Мороза я оживу. Тут предполагается какой-то «мюзик холл» и торжественный выход директора к елке, но это не для меня, и уж лучше запереться в моей келье Пимена.
