Вольфганг Нейгауз - Его называли Иваном Ивановичем
Разведчики осторожно шли от одного ориентира к другому, и все время Шменкель был под их надежной защитой...
- Поспи, Ваня, - сказал Рыбаков другу, прикрыв его полой своего маскхалата.
- Не спится.
- Ничего удивительного, такой ветер. Жаль, курить нельзя. Хочешь согреться? В моей фляжке осталось кое-что с Нового года.
- В лесах под Вадино ты не был таким экономным, - улыбнулся Шменкель и отстранил фляжку, которую ему протягивал Петр. - Я слышал, тебя приняли в партию, хотя Горских об этом ничего не рассказывал. Правда это?
- Да, приняли. В августе подал заявление, а потом мы побывали в таких переделках, что фашистам жарко стало. Почти каждую ночь где-нибудь подрывали железнодорожное полотно. Вот когда я им отомстил и за наше окружение, и за гибель товарищей. А теперь гитлеровцы сами попали в тиски под Смоленском. Мы вывели из строя около сорока процентов их коммуникаций. Если бы это от меня зависело, я сделал бы так, чтобы к ним больше ни одного патрона не подвезли.
- Так ты из-за злости на фашистов вступил в партию?
- Чепуха! - Рыбаков сдвинул шапку на затылок и бросил недовольный взгляд на луну, которая вышла из-за туч и теперь заливала местность своим призрачным светом. - У нас было столько работы, что мы буквально с ног валились от усталости. Однажды я на станции чуть было не попал в лапы фашистского дозора. И причем белым днем. Спас меня штабель досок, за которым я спрятался. Сижу там и думаю, найдут меня или нет. А еще подумал о том, что легкомысленный я все-таки человек. С партизаном в любую минуту может что-нибудь неожиданное произойти, с разведчиком - вдвойне. Может, завтра я буду болтаться где-нибудь на фашистской виселице. И что я отвечу, если перед смертью меня вдруг спросят: коммунист я или нет. Как подумал, что должен этим фашистским бандитам сказать "нет", так сердце у меня кровью облилось.
Большое облако набежало на луну, и лес растворился в полумраке. Рыбаков прислушался, а потом продолжал:
- Вот там, сидя за штабелем досок, я и решил вступить в партию, чтобы мне не стыдно было умирать. Если придется, конечно. Как ты думаешь, Иван, правильно я поступил? Почему ты молчишь?
- Ты поступил совершенно верно. Я тоже...
Шменкель вдруг замолчал, понимая, что не имеет права сказать Петру о том, что, если бы не Дударев, он разыскал бы в Москве немецких коммунистов и тогда...
Петр истолковал его молчание по-своему.
- Глупо, что я раньше не стал коммунистом, - продолжал Рыбаков. - Мы завтра расстаемся с тобой, но у меня такое, чувство, что мы оба будем действовать рядом.
Фриц согласно кивнул, хотя Петр в темноте все равно не мог его видеть.
- Знаешь, о чем я сейчас думаю? Жить и работать и знать, ради чего ты живешь и работаешь, - это уже праздник.
И Фриц напомнил Рыбакову, как летом сорок второго года они в партизанском отряде слушали по радио выступление товарищей Вильгельма Пика, Вальтера Ульбрихта и других руководителей Коммунистической партии Германии, которые вместе с немецкими антифашистами организовали национальный комитет "Свободная Германия".
- Видишь ли, - удовлетворенно начал Рыбаков, - будущее, о котором мы столько мечтали, так сказать, началось. На севере и на юге фашистов гонят, это у нас здесь пока тихо. Однако, мне кажется, немцы уже о чем-то догадываются: они стали подозрительно подвижны. Уж не хотят ли окопаться в Белоруссии?..
В этот момент откуда-то издалека донесся грохот взрыва. Рыбаков мигом вскочил на ноги, сорвал с головы меховую шапку и, приложив руку к правому уху, стал жадно вслушиваться. Раздалось еще три взрыва, но уже дальше.
- Это мне не нравится, - проговорил Петр. - Совсем не нравится. Кто-то из наших устроил подрыв. Я наши мины из сотни других узнаю. Готов поклясться, что это подрывали железнодорожный мост, по которому мы вчера проехали. Не могли выбрать другой ночи. - И он натянул шапку на голову. Вперед! Быстрее вперед, хватит спать!
Мимо прошли дозорные. Рыбаков о чем-то тихо переговорил со своим заместителем, затем группа сменила направление движения. Петр хотел как можно дальше уйти от железнодорожного полотна, сделать крюк, а потом снова выйти на намеченный маршрут. Он торопил. Бойцы шли быстро, но, даже несмотря на это, мерзли.
С рассветом ветер утих. Солнце, едва успев показаться из-за кровавого горизонта, скрылось в сером тумане. Стало чуть теплее. Рыбаков развернул карту, нашел на ней небольшую полянку, где они могли передохнуть и пересидеть день. Восточнее лежал лес, а за ним - открытое поле. Рыбаков выслал в том направлении дозорных. Другой парный дозор должен был проконтролировать маршрут, с которого они сошли. Только после возвращения дозорных и их доклада Рыбаков разрешил развести небольшой костер, чтобы разогреть на нем консервы и вскипятить чай.
Шменкель чувствовал, что все это делается, собственно говоря, ради него. Он наотрез отказался есть мясо первым и притронулся к еде только тогда, когда наелись другие разведчики.
- Разбуди меня через часок, - попросил Петр своего заместителя после чая и улегся спать.
Согревшись, Фриц тоже захотел спать. Он задремал, а когда проснулся, то увидел у костра сменившихся дозорных, которые доедали свои порции.
Вскоре к костру подошел Рыбаков и сказал:
- Заканчивайте скорее, товарищи! Кажется, нам пора отсюда убираться.
Неожиданно откуда-то издалека послышался отчетливый шум моторов. Потом стало тихо, но тишина эта была подозрительной. Бойцы молча переглянулись и взялись за оружие. Через несколько минут появился дозорный и доложил:
- Фашисты с овчарками. Проехали на трех грузовиках. Похоже, собираются прочесывать лес.
- Только этого нам не хватало, черт бы их побрал! - выругался Рыбаков.
И, секунду подумав, приказал:
- По тому же пути - бегом назад!
И вдруг Шменкель крикнул:
- А огонь! Костер!
И сбросил с плеч свой рюкзак.
- Тушить уже поздно. А что у тебя в рюкзаке?
- Форма гитлеровского лейтенанта.
- Проклятие!
Петр посмотрел в сторону, откуда мог показаться противник, потом сапогом сгреб горячие уголья в кучку.
- Бросай скорее свои тряпки!
Шменкель бросил свой сверток в огонь и побежал за разведчиками. Оглянувшись, он увидел, как языки пламени лизали сверток с формой. С противоположного берега ручья доносились чужие голоса.
Пробежав некоторое расстояние, разведчики остановились.
- Чего остановились? Вперед! - крикнул Рыбаков.
Но его заместитель покачал головой:
- Там конники, эсэсовцы.
- Может, ты еще скажешь, что и танки там есть? - удивился Петр.
- Конники, вон оттуда, - повторил боец.
Разведчики понимали, что свободной остается лишь небольшая брешь и она будет сокращаться по мере подхода преследователей. Партизаны ждали, что скажет Рыбаков.
