Хьюго Виккерс - Грета Гарбо и ее возлюбленные
«Можно мне половинку лимона? Из этих ломтиков даже не выжмешь сока… ну и вкуснятина… а может, мне выпить кофе?»
Однако она не участвовала в общем разговоре, я же вознамерился во что бы то ни стало обсудить за обедом кое-какие темы и поэтому старался что было сил, несмотря на то, что Сесиль и Грета меня постоянно прерывали. Мы говорили о сегодняшнем кино; Грета отмалчивалась. Она даже не знала, что Жанна Моро сделала фильм о Мате Хари, а еще она слыхом не слыхивала об Антониони, Феллини, Ричардсоне и прочих. Она упорно хранила молчание, когда мы обсуждали сильные и слабые стороны Дитрих. Она отказалась принимать участие в обсуждении творчества экспрессионистов. Когда Жанна-Мари спросила у нее, когда жил император Август, Грета ответила: «Я ничего не знаю». Нетрудно заметить, что эти бесконечные дни и вечера сплошного безделья в результате вылились в безразличие ко всему на свете. За последние двадцать лет ничто — ни новые впечатления, ни чье-либо влияние — не оставило в ее душе какой-либо след. А те забавные истории о Чаплине, что она рассказывала мне, я слышал от нее еще в день нашей первой встречи. Она не утруждает себя запоминать имена даже тех людей, с которыми волею обстоятельств ей приходилось встречаться. Я сомневаюсь даже, что она запомнила, как зовут Жанну-Мари, и постоянно называет ее «эта дама». Что за зрелище — этот вечерний свет, то угасающий, то вспыхивающий всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками! Но Грета, казалось, не замечала этой волшебной игры красок. В бело-розовых полосатых брюках она сливается с красками этих феерических всполохов, прекрасная, как легенда. Но, увы, эта легенда больше не существует в действительности. Обладай она настоящим характером, она бы давно отбросила эту легенду, обрела бы для себя новую жизнь — новые интересы, новые знания. На самом деле она ничуть не изменилась за прошедшие тридцать лет — разве только внешне, — и теперь и она сама, и ее манеры кажутся устаревшими. Бедная старушка Марлен Дитрих, с ее крашеными волосами, пластическими операциями и новой карьерой певицы, со всей прочей дребеденью — она все еще человек из плоти и крови: не гнушается готовить собственным внукам и постоянно чем-то занята. По-моему, это куда предпочтительнее, чем этот другой, холодный и бездушный фантом из прошлого.
В этом круизе произошел еще один забавный случай. Сесиль, Гарбо и Фредерик Ледебур обнаружили удобную для купания уединенную бухточку. Не успели мы там появиться, раздеться догола и устроиться на солнышке, как откуда-то издалека в нашу сторону с ревом устремилась моторная лодка. Сцена была прекомичнейшая. Грета попыталась спиной назад выползти на берег, я же, сверкая голым задом, вышел навстречу. Бедный Фредерик остался стоять как вкопанный, смущенно выставив на всеобщее обозрение незагорелые участки кожи и огромную обвислую мошонку — зрелище, какое не часто увидишь».
Гарбо поговаривала о возможности отправиться после круиза вместе с Сесилем в Лондон, но в конечном итоге предпочла вернуться в Нью-Йорк. 18 сентября ей исполнилось шестьдесят. Это событие было отпраздновано прессой, причем Холлис Алперт, автор «Барриморов», опубликовал обширную статью. Он накропал это свое произведение, когда Гарбо путешествовала по Европе. Алперт писал, что «сотни нью-йоркцев удостоились чести видеть это незабываемое лицо, когда она прогуливается по Пятидесятым и Шестидесятым улицам, а иногда, случается, доходит даже до Шестой авеню. Написать что-либо правдоподобное о ее частной жизни оказалось нелегким делом: «Ее настолько пугает и беспокоит всякое, даже самое малое, вторжение в ее замкнутое существование что ее друзья, стоит только обратиться к ним с просьбой рассказать о ней, даже вознести хвалу в ее адрес, разлетаются прочь, словно испуганные голуби».
Тем не менее Алперту удалось раскопать кое-какую информацию. Ему удалось выяснить, что удачно вложенные капиталы начиная с 1952 года приносят ей ежегодный доход в 100 тыс. долларов, что она частенько бывает в гостях у графини Бернадотт, а Ричард Гриффит, сотрудник музея Современного Искусства, будучи ее другом, частенько крутил для нее фильмы с ее участием. После того как ее заметили на Выставке искусства мексиканских индейцев, она прекратила посещать экспозиции — ведь в тот последний раз она была вынуждена искать спасения, свернувшись калачиком в тускло освещенном макете индейской пещеры. Иногда она проводит уик-энды с Юстасом Селигманом в местечке Гринвич, штат Коннектикут; она отдыхала с Годдаром Либерзоном на Барбадосе, где от души лакомилась коктейлем с ромом. Джейн Гюнтер была вынуждена признать: «Она наделена некой поэтической магией, которую просто невозможно передать», — однако затем, как и все остальные, погрузилась в осмотрительное молчание.
В день ее рождения Гарбо так и не увидели ни в одном из ее излюбленных мест Нью-Йорка. Аллану Элсперу, владельцу «Шведского Книжного Уголка» на Восемьдесят Первой улице, был задан вопрос, не слышно ли о Гарбо чего-нибудь новенького. Тот ответил, что не видел ее уже несколько месяцев, добавив при этом: «Но когда я видел ее в последний раз, она выглядела отлично». — «Но выглядела ли она счастливой?» — «Счастливой, как всегда». — «Она одинока?» — «Ничего не могу вам сказать».
Приемов по поводу этого события не устраивали. Генеральный консул Швеции прислал цветы. Так что американской публике пришлось довольствоваться вот такими жалкими крохами. Сесиль вернулся в Англию, чтобы попытаться снова серьезно заняться живописью. В декабре он получил от Гарбо отпечатанное на машинке письмо, в котором та говорила, что вернулась к себе на Манхэттен, а также извинялась, что таки не выбралась в Англию, желала ему счастливого Рождества и заверяла, что вскоре напишет снова. Увы, новых писем от нее не последовало. И вскоре их дружба сошла на нет.
Глава 16
Мерседес: «Я сижу здесь в полном одиночестве»
В последние годы Мерседес одолевали разные хвори. Весной 1961 года она перенесла серьезную операцию на мозге, после чего чувствовала себя как угодно, но только не хорошо. Чтобы заплатить за медицинские расходы, она была вынуждена продать свои бриллианты. Ее последним пристанищем стала двухкомнатная квартира в доме № 315 по Шестьдесят Восьмой Восточной улице, кухня в которой располагалась в алькове в дальнем конце гостиной. В этой квартире она жила с кошкой Линдой, принадлежавшей Поппи Кирк. В этот период Мерседес подружилась с Уильямом Маккарти, куратором розенбаховского музея в Филадельфии, которому завещала свой архив. Однажды некий делец предложил ей десять тысяч долларов за письмо Гарбо, но, несмотря на финансовые трудности. Мерседес отклонила это предложение, распорядившись, чтобы эти письма в запечатанном виде хранились в Розенбахе еще десять лет после смерти самой Гарбо.
