Юрий Владимиров - Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942
Первым меня поддержал комиссар, а с ним пришлось согласиться и лейтенанту со старшиной. Так я повернул товарищей назад в сторону леса. Покидая свой окоп, я еще раз бросил беглый взгляд на обе превращенные в металлолом пушки и изуродованные тела погибших товарищей около них. Однако, сколько тел всего лежало вокруг, считать не стал. Шагать пришлось, обходя многочисленные воронки от снарядов и мин.
По пути я попросил товарищей помочь мне взобраться в закрытый кузов того самого разбитого грузовика, откуда они накануне взяли с собой кое-какие продукты – в основном упакованные в бумагу концентраты с пшенной кашей. Я захотел посмотреть, что еще там сохранилось из того, что могло бы пригодиться лично мне в дальнейшем. «Может быть, найду себе в кузове вещевой мешок, котелок, кружку, плащ-палатку и шинель», – подумал я. Товарищи удовлетворили мою просьбу, но нужных вещей на машине я не нашел: все они были уже унесены. Но зато в левом углу кузова обнаружил сильно развороченный кем-то металлический сейф с… советскими бумажными деньгами. В нем и возле него валялись в беспорядке новенькие крупные, в частности сторублевые с изображением В. И. Ленина, купюры. Эти деньги оказались ныне совершенно никому не нужными бумажками. Однако на всякий случай я все же взял и положил себе в карман гимнастерки пару тридцатирублевок. Хотел взять еще и сторублевку, но побоялся, что изображение на ней покойного вождя партии и государства приведет к неприятностям при возможном обыске. (Позже пришлось пожалеть, что не взял с собой наших денег побольше, так как они, хотя и очень сильно обесцененные, долго имели хождение на воле, а также в тюрьмах и лагерях советских военнопленных на оккупированных немцами территориях Украины, Белоруссии и России.)
Оставив грузовик, мы пошли дальше по полю и до шли до большого луга – части большой площади, на которой всю прошедшую ночь до самого рассвета пехотинцы и войсковые части других родов вели бой, пытаясь выйти из их окружения.
На лугу среди зеленой травы как-то особенно заметно чернели воронки от снарядов и мин, разбросанные вокруг немногочисленных коротких и неглубоких окопов и укрытий, так же четко выделявшихся своей чернотой на зеленом фоне. Следы боя были очень необычны. Прежде всего бросились в глаза несколько сотен винтовок… воткнутых штыками в землю и торчавших из нее вертикально прикладами кверху. Своим видом они напоминали какой-то сказочный лес после сильного пожара, из-за которого все деревья лишились кроны и сохранились лишь в виде почерневших голых стволов.
В густой траве между окопами можно было также увидеть множество лежавших винтовок со штыками и без них, револьверы и пистолеты в кобурах и карабины. Валялись патронташи с патронами, саперные лопаты, ручные гранаты. Попадались и каски. Особенно в большом количестве лежали выброшенные из сумок противогазы, которые их владельцы, включая и меня, всегда страшно ненавидели, так как фактически эти устройства представляли собой лишь дополнительную и очень неудобную при носке тяжесть. Зато сумки для противогазов – достаточно емкие и непромокаемые, из брезента защитного цвета – были удобны для носки разных личных вещей.
Вся эта картина означала, что почти все оставшиеся в живых участники прошедшего на данном месте боя, кроме нескольких лиц, скрывшихся в лесу, куда мы сейчас направлялись, сдались противнику в плен, побросав все свое личное оружие. Значит, это они утром в количестве около 500 человек сначала длинной колонной, а потом еще небольшой группой прошли по дороге мимо моего окопа.
На той же большой площади с лугом стояли несколько разбитых и полусожженных грузовиков, один из которых вполне мог принадлежать нашей батарее. Но разбираться в этом издалека тогда не было ни возможности, ни времени, ни желания. Однако самым ужасным было то, что распластались на лугу и вне его в разных местах, в разных позах множество убитых, в основном одетых в серые шинели. И только при них можно было увидеть противогазы в сумках.
Мы не стали останавливаться на этом страшном месте и быстро зашагали в лес, так как заметили на дороге немецких мотоциклистов, которые могли открыть по нам огонь из автоматов.
В лесу, в котором, как позже обнаружилось, нашли убежище не только мы, никого не было видно. Здесь мы выбрали себе относительно удобное для расположения место возле речки, в которой протекала чистая и прозрачная вода. Увидев ее, мы все четверо, а особенно я, в первую очередь досыта напились, приложив рот непосредственно к поверхности воды, после чего помылись. Затем разломали на четверых две пачки сухого концентрата из пшенной каши и сгрызли их. Остальной концентрат решили пока приберечь.
После всех этих процедур комиссар попросил лейтенанта и старшину, чтобы те осмотрели и заново перевязали старой же марлей его раненую спину. Сначала он снял с себя шинель, гимнастерку и нижнюю рубашку, а потом сам же начал развязывать бинт, которым, видимо, совсем недавно и наспех был повязан вокруг спины и груди. Этот бинт был сзади весь пропитан запекшейся кровью, но спереди более или менее чист. Лейтенант и старшина окончательно сняли с комиссара марлю, осмотрели переставшую кровоточить рану и перевязали ее обратно так, что испачканная марля не оказалась на ране.
Разумеется, для перевязки требовалось иметь свежий и чистый бинт, а также йод или водный раствор марганцовки, но их у нас не было. Поэтому я вызвался выйти обратно из леса, походить и пошарить по площади с лугом на том же месте бывшего боя, чтобы найти в вещевых мешках убитых какие-либо медикаменты и принести их для комиссара. Кроме того, я подумал, что там попадутся и другие важные вещи, в частности спички, махорка, бумага для цигарок и еще что-либо из съестного. Решил также поискать возле убитых или снять с кого-либо из них для себя шинель и вещевой мешок, найти котелок, кружку, флягу, полотенце, мыло и другие предметы первой необходимости.
Мою инициативу все товарищи одобрили, и я отправился из леса назад, на луг.
Когда я вышел из леса, по проселочной дороге, проходившей между его опушкой и деревней Марьевка, никакого движения людей не было. Поэтому я спокойно зашел на упомянутое поле и стал осторожно ходить мимо убитых и воткнутых штыком в землю винтовок. Сразу же обратил внимание на распластавшийся на спине в свежей и высокой траве труп красивого старшего сержанта лет тридцати, одетого в новенькую и аккуратную зеленую военную фуфайку, которая мне очень понравилась. Под спиной убитого оказался и надетый на плечи и также новый темно-зеленый брезентовый вещевой мешок. Рядом лежали винтовка, противогаз и сумка с ракетницей и патронами к ней.
