В Алексахин - Биография Георгия Ивановича Гурджиева
«Четвертый путь», путь «мудреца» или «хитреца» можно понять лучше, если мы попытаемся выяснить множество оттенков значения греческого слова «софист» или «искусный человек»: «софия» значит — мудрость, знание, сметливость, хитрость, ловкость, мастерство, умелость, способность делать вещи, искусно придумывать, быть ухищренным, испытанным человеком, быть знатоком, наставником и т. д. В греческой традиции «софистом» называли Солона, Пифагора, известных философов, поэтов и мудрецов, — и только во времена Сократа и Платона, по причине распространения профанических школ обучения молодежи искусству успеха в жизни (подобно современным курсам психологии и прагматизма, дающим рецепты «успеха в бизнесе, жизни и сексе»), термин «софист» приобрел негативный смысл, равный слову «шарлатан» или «обманщик».
Искусный человек, как считал Гурджиев, не позволяет своему прошлому стать будущим, он пытается капля за каплей отыскать в себе божественную искру, освобождаясь от груза ложных «я», сковывающих его движение подобно множеству лишних одежд. В книге «Агенты разведки» Тимоти Лири приводит ряд правил, которые применял Гурджиев для повышения уровня сознания человека:
1. Попытайся добраться до сути событий, от которых остальные люди отмахиваются, как от таинственных и загадочных.
2. Никогда не делай чего-то только потому, что это делают другие.
3. Никогда не думай так же, как думают другие.
4. Доверяй только собственному виденью мира, а не тому, как видят его другие, да и собственному мнению доверяй не очень надолго.
Известно, что сам Гурджиев, увлекшись в молодости книгами мадам Блаватской и западной литературой о Востоке, решил проверить все досконально, — как он говорил, на проверку всего этого у него ушло несколько лет жизни: с 1890 по 1898 год он посещает Багдад, Афганистан, Кашгарию, проникает в Тибет, устраивается сборщиком податей у тибетских лам, что дает ему доступ во все монастыри; позднее он учится в Кабуле и других центрах суфийской науки. Очевидным является факт, что он преодолел множество невзгод и испытаний. Это подтверждают его собственные слова:
«Вы хотите знать? В действительности, чтобы знать, вам нужно пройти через страдание. Вы должны научиться страдать не так, как вы сейчас страдаете, а осознанно. В настоящее время вы не умеете страдать ни на один франк, а чтобы понимать, вам нужно страдать на миллион франков».
Гурджиев был вне национальных вопросов и презирал всякого рода шовинизм:
«Здесь нет ни англичан, ни русских, ни евреев, ни христиан, а есть только стремящиеся к общей цели — стать способным делать».
Чтобы научиться реально делать вещи, необходимо взять какую-либо малую вещь и забыть о больших делах:
«Поставьте себе целью избавиться от какой-нибудь мелкой привычки.» Искусство шаг за шагом освобождаться от механических привычек и представлений дает человеку знание о том, как и почему он подчинялся до этого плену фантазий и наваждений, — в том числе, откуда возникают различные псевдо-учения и мистические течения, 99 процентов которых основаны на субъективном восприятии. О сторонниках теософии Гурджиев говорил, как о тех, кто «слышал где звон, да не знают, где он».
И такая оценка касается многих «искателей истины». Один из учеников Гурджиева передавал его точку зрения о человечестве:
«Девяносто шесть процентов нашей цивилизации определяется инстинктивно-двигательным центром, физическим телом; три процента — это реальная культура, связанная с эмоциональным центром; лишь один процент — занимается вопросом „Почему?“ и зависит от действия реального разума. Инстинктивно-двигательный центр, которому следует быть пассивной частью, стал в нашей цивилизации активной, положительной силой. Мы — перевернутые люди, вывернутые шиворот-навыворот».
Рафаэль Лефорт в книге «Учителя Гурджиева» показывает, — если верить его путешествиям в поисках «чудесных» первоистоков школы «четвертого пути», — целую систему суфийских центров, которые принимают учеников, двигающихся от одной ступени к другой. Согласно Лефорту, через такую цепь посвящений прошел в свое время Даурджиадзе, т. е. Гурджиев: «Кто это „они“, которые послали его? — спросил я, допытываясь дальше. — Это не секрет, — ответил он (Хаджи Абдул Кадер). — Та Ложа, что возле мыса Каратас на юге. Они были учениками Бахаудина, известного как Накшбанди, или „художники“. Их там уже нет, но он (Гурджиев), должно быть, был послан туда откуда-то еще, так как я довольно часто заходил туда и никогда не видел его.» На вопрос Лефорта «Откуда его могли послать» Хаджи рассмеялся: «С севера или с юга, с востока или с запада, из тысячи мест. Или с другого места обучения от другого учителя. Кто знает, что он изучил прежде, чем пришел ко мне? Быть может, соколиную охоту, музыку, танцы, плотничье дело?..» В конце концов, отыскав Шейха Ул Машейха в Афганистане, Лефорт возвращается в Европу, в тайную группу для «искателей истины» на Западе. Круг замыкается, словно гностический змей, кусающий собственный хвост.
Сравнивая учение Гурджиева со школами гностиков, трубадуров, алхимиков и герметистов, можно прийти к заключению, что в Европе во все времена существовала система знаний, которая была завезена либо с Востока, либо корни которой скрыто существовали на Западе, прикрываясь листвой различных внешних форм. Сами последователи суфизма понимают под последним не чисто исламскую эзотерику, как полагают некоторые, но нечто изначально свойственное древним эзотерическим школам разных культур и эпох. «Истина едина», хотя пути к ней утрачены. Гурджиев был тем, кто указал подступы к нахождению реального Пути к реальной Истине. Он обращал внимание на самосотворение человеком самого себя:
«Я никак не могу продвинуть вас дальше, я могу только создать условия, в которых вы сможете продвинуться».
В этом же кроется назначение его книг, которые первоначально служили пособием для узкого круга учеников и без специальных комментариев к ним могут вызвать неправильные оценки и ассоциации. Вариант комментария к «Вельзевулу» можно найти в книге Нотта «Учение Гурджиева». Особенностью последней книги «Жизнь реальна только тогда, когда „Я есть“» является ее недостроенность, точнее полное отсутствие законченной книги. На самом деле это не книга, а лишь серия набросков, замечаний и тезисов, которые Гурджиев обозначил для самого себя в качестве «стропил» для возможного построения будущей книги. С другой стороны, тезисы «Жизни реальной, пока Я есть» открывают перед нами психологический мир Гурджиева, его внутренний диалог, стиль работы с самим собой. Скорее всего, если бы Гурджиеву сейчас был задан вопрос о том, стоит или нет опубликовать эти наброски, — он бы ответил лаконично: «Идиоты!»… И был бы, несомненно, прав.
