Роман Днепровский - Мемуары
Правда, как известно, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным, и среди тех, кого я облагодетельствовал талонами этими, нашёлся очередной "бдительный товарищ" - и я даже знаю его фамилию... Известно ведь, что вся совецкая система держалась на подлецах, стукачах и доносчиках "бдительных товарищах" - вот одна такая гнида личность и сообщила о моей "коммерческой деятельности" в деканат.
И вот стою я в кабинете нашего декана, N.N. - а он сообщает мне, что мол, получен сигнал... что есть информация про какие-то неучтённые талоны... что слух уже гуляет по Университету, по общагам... И очень неожиданно заканчивает:
- Роман, голубчик, Вы уж свой бизнес, хотя бы на время "сверните". И будьте осторожны, пожалуйста - ну зачем Вам эти неприятности? Нет, я, конечно же, никакого хода этому делу давать не буду, и если что - перед ректором ходатайствовать за Вас буду... Но давайте так, чтобы до этого не доходило. Пожалуйста, будьте очень, очень осторожны.
Сказать, что мне наш декан открылся с совершенно новой стороны - значит, ничего не сказать. Ведь будем называть вещи своими именами: я нарушаю закон, занимаюсь спекуляцией. И прекрасно это понимаю. Да и происхождение этих талонов - очень и очень сомнительное... А декан факультета - вместо того, чтобы пресечь это безобразие, предупреждает меня?... Не устраивает никаких "разборов полётов", не сообщает, "куда надо" - а наоборот, вроде как, и покрывает?... Я ждал чего угодно - только не этого!
Бормочу какие-то оправдания, извинения, благодарности - а в ответ слышу:
- Ладно. Вы, если что, скажете, что свои талоны продали. Кстати, почём они у Вас?...
- По полтиннику, - отвечаю я автоматически - а сам вижу, как декан за бумажником лезет. И, чтобы предупредить совершенно неуместную в данном случае коммерческую сделку, быстро расстёгиваю кейс, и говорю:
- Вы возьмите - просто так! Мало ли, может пригодятся - строителей там, на дачу нанимать, или с сантехником рассчитаться... - и выкладываю перед деканом оставшиеся у меня листы. До сих пор стыдно.
Но декан и здесь меня удивляет:
- Солидно! - после секундного замешательства говорит он, - я смотрю, что бизнес поставлен на широкую ногу... А ведь и вправду, пригодятся!... - и убирает талоны в портфель. А я пулей вылетаю из его кабинета.
Вот только, дорогие друзья, не нужно морализаторства: мол, "...как Вы могли, молодой человек?... с кем Вы связались?... как не стыдно об этом теперь рассказывать?...". Да вот так. Не стыдно. Вот за это - не стыдно. Перед деканом - да, стыдно было. А за то, что в меру сил, подрывал совецкую экономику - ни капли не сожалею. Особенно, если вспомнить, что до этой моей "талонной эпопеи" моя бабушка была вынуждена гробить здоровье, отстаивая по несколько часов в очередях за самым необходимым - а в результате моих спекуляций получившая, наконец, возможность покупать для всей семьи нормальные продукты на рынке, то мне и вовсе уж не стыдно. Вы лучше спросите, почему тогдашней поганой комунячьей власти было не стыдно унижать людей с этими талонами на мыло-сахар-соль-спички?
Вот, то-то же.
...Ну, а история с Всеволодом Николаевичем закончилась и вовсе трагически. И не только трагически, но и мистически. Вот и не верь после этого в родовые проклятия...
Видимо, с годами боли от злополучного свища всё больше и больше беспокоили его - поэтому, всё больше и больше стал он налегать на крепкий алкоголь. А, доведя себя "до кондиции", он принялся всем и каждому желающему облегчать свою грешную душу. И здесь выяснилось, что грех-то на душе у него - очень даже немалый: убийство. Непреднамеренное, по неосторожности - его даже и превышением необходимых мер самообороны не назовёшь, но - тем не менее...
В 1992 - 93 годах я слышал от него эту историю не один раз. И многие слышали. Слишком многие. Оказалось, что ещё с начала 70-х годов Всеволод Николаевич регулярно ездил по путёвке туберкулёзного диспансера лечить свой свищ куда-то на воды - в Кисловодск, что ли... И вот однажды, в тысяча девятьсот семьдесят забытом году в санатории, где он в очередной раз находился на лечении, какой-то уголовник принялся его шантажировать: знаю, мол, чем ты на жизнь зарабатываешь - так что, если не хочешь попасть на нары - плати. Ну, а дальше... До серьёзной драки у них не дошло: когда шантажист решил, для острастки, видимо, потрясти щуплого Всеволода Николаевича за грудки, тот слишком неудачно оттолкнул его от себя... Этот "серьёзный разговор" происходил на какой-то лестнице - и уголовник-шантажист, потеряв равновесие, упал спиной на ступени и сломал себе шею. Смерть была мгновенной.
А Всеволод Николаевич, устрашившись печального дела рук своих, в тот же день бежал из санатория. И почти двадцать лет хранил эту свою ужасную тайну - пока подмываемая алкоголем совесть не заставила его исповедоваться каждому, мало-мальски знакомому с ним, человеку. И он доисповедовался: дело в том, что в той же коммуналке, в соседней комнате проживала его бывшая жена - и отношения между экс-супругами были хуже некуда. Не смотря на то, что ей было уже далеко за 50, бывшая супруга Всеволода Николаевича завела себе молодого любовника, а бывшего мужа мечтала любыми путями выселить из квартиры. За десятилетия совецкой власти квартирный вопрос испортил не только москвичей, поэтому и здесь, в этой коммуналке, тоже шла своя война за квадратные метры - то вспыхивающая, то затихающая.
Наконец, во время очередного бурного выяснения отношений между супругами, кто-то из соседей вызвал милицию. И здесь экс-супруга совершила подлость: " - Берите его, арестовывайте! Он несколько лет назад человека убил! - кричала она членам милицейского экипажа - это убийца, который находится в розыске!...". Обвинение было слишком серьёзным - а обвиняемый и не стремился опровергать слова своей бывшей половины...
И экипаж, прибывший разнимать семейную ссору, увёз его с собой. А потом Всеволода Николаевича, до выяснения обстоятельств, поместили в изолятор временного содержания, а тем временем направили запрос на Северный Кавказ. И прошло ещё некоторое время, прежде, чем оттуда пришёл ответ: да, мол, было такое дело в одна тысяча девятьсот семьдесят забытом году. За истечением срока давности закрыто, и сдано в архив... Но задержанного свозили и в Кисловодск (или - в Минеральные Воды?), и сняли с него показания на месте, и провели следственный эксперимент. И всё то время, пока шло следствие - а продолжалось оно, что-то, порядка полугода, Всеволода Николаевича содержали под стражей.
А когда в деле о неосторожном убийстве поставили последнюю точку и уже окончательно списали его в архив, В. Н. отпустили на все четыре стороны: срок давности уже давно истёк, и всё такое прочее. И он вернулся в Иркутск, в свою комнату в коммуналке. И умер через две недели. Было это в самом конце 1993 года - или в самом начале 1994-го...
