Милош Кратохвил - Ян Гус
Так как Милич видел спасение мира единственно в точном следовании закону божьему, то ему неминуемо пришлось столкнуться с многочисленными принятыми в то время общественными институтами и порядками. Так, прежде всего он столкнулся со светской властью вообще, ибо провозгласил принцип: «Все владыки духовные или светские, которые правят несправедливо, — не владыки, а грабители!» Он восставал также против торговли, осуждая продажу вещей по более дорогой цене, чем та, за которую они были получены, а в особенности ополчался против купчих сделок с вечной платой, что находило исключительно горячий отклик у пражских слушателей. В других своих проповедях Милич страстно боролся против чрезмерного возвышения священников над простыми верующими во время обряда причастия.
Правда, выступления Милича не были еще систематическими, касались лишь отдельных вопросов и по большей части не выходили из границ критики, но в сопоставлении с существовавшим тогда строем они являли образец бесстрашия и революционности и нередко затрагивали самые основы общественного порядка.
Последним из славной троицы проповедников-реформистов до Гуса был таборский уроженец Матей из Янова, впоследствии проповедник в староместском соборе св. Микулаша. Это был исключительно образованный человек. Учился он в Париже на факультете теологии и свободных искусств (так тогда именовали философию) и получил там звание магистра (профессора). Много ценных познаний приобрел он затем в Италии, в Риме. По возвращении в Чехию Матей с большой энергией отдался ученой литературной деятельности и проповедническим трудам.
В речах Матея из Янова с небывалой откровенностью и воинственностью прозвучали уже некоторые основные принципы будущей программы реформ. Матей из Янова резко восставал против внешней пышности церкви и требовал, чтобы она отвернулась от всего показного, поверхностного и обратилась к сущности своего послания.
Он отвергал чрезмерное почитание святых, икон и мощей: «Любая виселица в городе полезнее, чем самая почитаемая икона или скульптура в храме. Ибо виселица есть средство справедливости Божьей и уменьшает зло людское… в то время как от икон и почитания их пошло все языческое поклонение идолам». Гораздо последовательнее развил Матей из Янова протест Милича против возвышения священников при причастии: «Священники, служащие мессу, пользуются правом причаститься телу и крови Христовой. Почему же не дают они этого права и остальным мирянам? [16] Если ответят они, что сие им было дано, то это чистая ложь, ибо Господь дал себя всем. Если же говорят: достойны мы, но не миряне, или — мы достойны больше мирян, то сие есть гордыня, а от нее — зависть и неспособность, ибо не должность делает человека достойным причастия, но вера и любовь и добродетельная жизнь». С небывалой остротой рисовал он перед своими читателями и слушателями образ чистой ранней церкви и сравнивал ее с современной церковью, которая служит мамоне [17], погрязла в мирских заботах и подвластна уже не Христу, а антихристу. Ибо именно антихрист пользуется внешней пышностью для обмана людей, превращает слуг господних в рабов золота, и «чем более высокое место занимает кто в церкви, тем больший есть он у антихриста; если же на самом высоком месте во главе всех находится, гот и есть высший антихрист». Образец же, по которому следовало изменить церковь и весь мир, христианин мог найти в одной только библии.
Слова любимых проповедников падали на особенно плодородную почву в Праге, в большом городе, где жили сотни студентов, где в недавно созданном университете усердно занимались научными трудами и, главное, где в сознании населения острее всего отражалось бремя раздоров и напряжения.
В эту-то атмосферу, в гущу страстных университетских дискуссий, полемик и споров, которые велись и словом и пером, и попал Гус.
Возможно, что сам Гус еще слышал Матея из Янова или по крайней мере читал его труды. Но до него доходили голоса и более ранних проповедников. А учеба в университете захлестывала его волнами новых идей и знаний. Факультет свободных искусств давал своим слушателям все то, что было тогда достоянием различных наук, начиная с естествознания, истории и языков и кончая сложнейшими философскими системами. Двадцати двух лет Гус достиг звания бакалавра свободных искусств, в 1396 году стал магистром с правом чтения лекций, в 1400 году записался на богословский факультет и вскоре, уже посвященный в сан священника, получил звание бакалавра богословия.
Как раз во времена учебы Гуса в Пражский университет проникло еще одно реформаторское течение, на этот раз извне, из Англии. Тогда оба двора — лондонский и пражский — сблизились в результате брака сестры короля Вацлава IV с английским королем, и несколько чехов стали студентами Оксфордского университета. Возвратившись домой, они привезли оттуда копии некоторых трактатов английского реформатора Джона Уиклифа. Реформы Уиклифа тоже были направлены против церковных порядков и прежде всего против папы, да и в богословские вопросы учение оксфордского профессора вносило много нового.
Гус и многие его друзья приветствовали учение английского реформатора, видя в нем еще одного союзника в дальнейшей отечественной борьбе за реформу. Гус, переписывая трактаты Уиклифа, часто не мог справиться с волнением и сопровождал переписываемые слова восторженными комментариями на полях: «Золота стоит то, что здесь написано», и в другом месте: «Боже, пошли Уиклифу царствие небесное!»
Рассматривая все источники нового реформатского, критического движения, нельзя забывать еще об одном: не только богословы, университетские магистры и образованные люди, но все христиане вообще были тогда поколеблены в своем доверии к церкви расколом, разделившим само верховное руководство христианства. Ведь церковь столетиями внушала верующим, что их главою является папа, преемник апостола Петра, от которого он принял ключи духовного господства, владыка владык, наместник Христа на земле. Но в 1378 году произошел раскол: римскому папе, поддерживаемому Францией, противостоял антипапа, обосновавшийся в Авиньоне. Это раздвоение — схизма[18] — было продолжено в лице преемников обоих пап. Каждый из двух пап провозглашал себя единственно законным и предавал соперника проклятиям и анафеме; оба владыки спорили из-за оброчных владений, следовательно, боролись главным образом за десятину и прочие доходы. К концу первого десятилетия XV века к двум папам прибавился даже третий антипапа. Нужно представить себе доверчивый образ мышления средневекового христианина, привыкшего к почитанию папы и послушанию, чтобы понять, каким страшным смятением и ужасом должно было все это потрясти души верующих. Как внезапно открылись двери для сомнений и недоверия, которые, не будь этого, вряд ли пришли бы на ум христианину.
