Лев Разумовский - Нас время учило
Пауза, выдох.
— Девка здоровенная… — рявкает вагон, а затем быстро, с перебором, вместе: — Жопой за угол задела, заревела, бедная!
— Заревела, бедная, — вторят снова, уже медленно, здоровые глотки, и без перерыва, сразу, начинает запевку другой частушки Пашка: — Из тюремного окошка посмотрю на Вологду… — Пауза. Танцоры останавливаются.
— Посмотрю на Вологду! — оглушительно, чеканя слова, и сразу же мелким бесом, задорно и неразборчиво: — Приняси, залетка, хлеба, помираю с голоду!
Стук лаптей, все новые танцоры вступают в круг.
Еще ни разу не было такого веселья в вагоне!
А из нагана дали выстрел…
Эх, по реке пошел туман,
Што ты голову повесил,
Наш веселый атаман?
Гремит вагон, шумит, стучит пол под ногами, светит фонарь над нами.
Пашке все мало. Он придумывает дурить по-другому и, смастерив из двух лучинок крест, поднимает его, вышагивает по кругу и, подражая где-то слышанному, поет:
— Иже еси, хосподи на небеси…
Хохот, крики, за Пашкой пристраиваются еще трое и шагают за ним по кругу, голося:
— Иже еси, мать твою ети…
Сильный стук, чем-то тяжелым справа в двери. Громкий собачий лай. Повелительный голос:
— Открывай!
И тишина…
Смуглый прыгает к фонарю, срывает его с крючка, дует на огонь и кидает под нары. Пашка перехватывает фонарь, и они устремляются к противоположной двери, чтобы выбросить его с другой стороны. Лихорадочно отдергивается задвижка, отворяются двери… и оба отскакивают назад, роняя фонарь на пол.
В вагон с лаем вскакивает огромная немецкая овчарка, двери распахиваются широко. Три фонаря освещают нас, и я вижу в дверях семь или восемь рослых солдат в форме НКВД, с винтовками. У двоих в руках топоры, видимо, для того, чтобы взломать двери, если потребуется. Секунда — и они в вагоне. Офицер с трудом сдерживает рвущуюся овчарку, потом передает поводок одному из солдат.
— Кто фонарь отнимал? — спрашивает он, обернувшись назад, и из-за его спины появляется немолодая заплаканная женщина в железнодорожной форме. У нее усталое лицо, на щеках пятна.
— Вот этот, — сразу указывает она на Пашку.
— Ах, вот этот! — тянет, как бы удивляясь, офицер и вдруг резким ударом в поддыхало валит Пашку с ног. Тот, задыхаясь, глотает воздух ртом и сипит где-то внизу.
— И вот этот длинный, — показывает железнодорожница на Витьку, который обалдело смотрит на происходящее. Рот у него открыт, глаза мигают.
Витьку бьют сразу двое солдат. Один в лицо, другой в живот ногой. Овчарка отчаянно рвется на нас, оскаля пасть и задыхаясь от рычания. Витьку хватают, закручивают руки, а он ревет тонко и жалобно, слезы обильно текут у него по лицу, и дико видеть, как такой громадный парень превращается в мгновение в ребенка и зовет мамыньку.
— Кто еще?
Железнодорожница оглядывается. Мы стоим все тесным кругом, а фонари освещают наши лица, и за светом фонаря бежит испытующий взгляд женщины.
— Не вижу я его, — растерянно говорит она, — но вагон я точно заметила. Сюда побегли…
— А ну, Ефремов, свети сюда, — командует офицер и поднимается на нары.
— Эй, ты, морда! Проснись! А ну, лезь отсюда!
С нар появляется атаман. Он трет глаза кулаками и жмурится от яркого света фонарей.
— Поспать не дают! Чего надо-та?
— Может, этот? — спрашивает офицер.
— Этот! — кричит железнодорожница. — Этот главный бандюга и есть. Он меня сзади обхватил лапищами, рот зажал да приподнял, а эти двое фонарь вырывать — и деру!
Раз! — хлестко раздается в вагоне. Раз! — мотается голова у атамана, изо рта течет черная струя. Двое держат его, офицер бьет, атаман молчит.
— Все, что ли? — кричит офицер. У него молодое и острое лицо.
— Пошли! Этих — взять! А вы, сволочи, запомните!
Витьку, Пашку и атамана уводят. Стук закрывающейся двери. Тишина. Темнота.
— Вот-те и беседки с фонарем, — говорит кто-то.
Мы лезем на свои места. Я укладываюсь и слышу, как Вадим убежденно говорит:
— А все отчего? Оттого, что молились с матюгами!
Муром
Уже темнеет, когда поезд останавливается на какой-то станции и нам приказывают выходить из вагонов.
— Всем?
— Всем, всем! Выходи, приехали! Муром…
Наконец-то! Весело вываливаемся из нагонов, утаптываем грязный снег у колес.
— Стройся!
Вот и конец странствиям! Начинается армия. Наконец-то будет порядок и дисциплина. И вообще начнется жизнь!
— Шагом марш!
Наш сопровождающий остается у вагонов, а команду принимает на себя незнакомый лейтенант в серой шинели. Золотые погоны непривычно блестят на плечах.
Мы минуем несколько кварталов каменных двухэтажных домов. Проходим площадь и останавливаемся у серого здания.
Пропускной пункт. Открываются ворота, и нас заводят в большое полутемное помещение, какой-то узкий зал на первом этаже.
Шум, гам, выкрики сразу оглушают нас.
Вдоль стен расположены высокие трехэтажные нары — они битком набиты людьми. Плоские лица торчат в полутьме бледными гроздьями из темных четырехугольных проемов нар.
Куда же нас? Здесь же все занято…
Мы проходим до конца зала и садимся на пол, теснясь друг к другу, а в помещение входят новые группы. Пришедшие втискиваются, уплотняются вслед за нами. Скоро весь проход уже забит, людской поток все не кончается.
Наконец дверь закрывают. Можно осмотреться.
Со всех сторон нас разглядывают люди, лежащие на нарах. Слышна украинская речь. В одном углу начинается драка — наш парень недоглядел свой сидор, и его утянули на нижние нары.
Украинцы просят у наших табаку, хлеба, сухарика. Наши отругиваются, ближе придвигая к себе мешки. Мне опасаться нечего, мой небольшой черный вещмешок пуст и не привлекает ничьего внимания, но объемистые мешки моих совагонников, как магнитом, тянут обитателей нар.
Мы в распределительной роте. Здесь формируют отдельные соединения, сюда приходят «покупатели» — офицеры из различных частей и родов войск — и набирают себе людей. Распредрота — как бы полуфабрикат, сырье армии, пересыльный пункт, своеобразная мешалка человеческих судеб.
Постепенно мы рассасываемся по помещению и занимаем освободившиеся места на нарах. Все перемешались, рядом со мной ни одного знакомого лица, стоит табачный дым, тускло светит лампочка. Внизу начинают петь украинскую песню. Песня мне незнакома, но поют красиво — на два голоса, мелодично.
Вот и кончился путь из Мантурова. Начинается новый этап. Уложив удобнее вещмешок под голову, засыпаю.
