Елена Арсеньева - «Ты все же мой!» (Каролина Павлова)
Скандалами и выяснением отношений между господами Павловыми дело не кончилось. В 1852 году произошел полный разрыв, причем настаивала на нем именно Каролина. Хоть ее приятели и друзья обожали потрещать о женском свободомыслии, общественное мнение все же насторожилось. О Каролине говорили с легким осуждением. К тому же слишком многие из друзей Павлова узнали в «Портрете» не его, а себя (на воре, как известно, шапка горит, а бессмысленность и декоративность мужского существования уже тогда начинали входить в моду), и страшно обиделись. А тут еще случилось событие – ну просто из ряда вон!
Каролина Карловна подала жалобу на мужа генерал-губернатору. Папенька ее, Карл Яниш, то ли по собственному почину (зять управлял его имением и незаметно спустил чуть ли не все добро в сомнительных финансовых операциях), то ли по наущению дочери (так утверждали), наябедничал на Николая Павлова его начальству, которое только и искало случая придраться к человеку, слывшему неблагонадежным. С двух сторон поступили указания полиции серьезно заняться этим делом. У Павлова произвели обыск, и было найдено множество запрещенных книг. В бумагах нашли также письмо Николая Мельгунова, литератора, который состоял в дружбе с неблагонадежнейшим Герценом. В результате на Павлова повесили двух собак: беззаконную растрату денег жены и «политику». Его сначала посадили в долговую тюрьму, так называемую «яму», а потом выслали под надзор полиции в Пермь за связь с крамольниками и бунтовщиками.
Эта скандальная история произвела в Москве ужасный шум и восстановила против Каролины Карловны общественное мнение, поскольку именно в ней видели главную виновницу беды, свалившейся на Павлова. Известный остряк С.А. Соболевский пустил по рукам злое стихотворение, которое начиналось так:
Ах, куда ни взглянешь.
Всё любви могила!
Мужа мамзель Яниш.
В Яму посадила…
В Пермь московские интеллектуалы-вольнодумцы провожали Павлова как героя! Вдобавок ему вскоре разрешено было вернулся в Москву и поселиться там, так что не слишком он и настрадался.
Павлов написал несколько приметных статей в пору воцарившейся при Александре II гласности и стал издателем газеты «Наше время». На его кончину тот же Соболевский сочинил злой стишок:
Вот жизнь афериста.
Уж был человек!
Играл он Эгиста,[4]
Играл и юриста.
Играл журналиста, —
Во всё весь свой век.
Играя нечисто.
Впрочем, умер Павлов в 1864 году, успев порадоваться жизни и своей популярности как страдальца-вольнодумца. Его жене приходилось куда тяжелей…
Оставаться в Москве ей было неловко, невыносимо, на нее чуть ли не пальцами показывали. Общественное мнение было против нее настолько единодушно, что Каролину вынудили даже сына отдать отцу. Впрочем, она никогда не была особенно внимательной матерью, собственная литературная жизнь, творчество значили для нее куда больше. И все же… Это был удар, причем удар позорный.
Печатать ее нигде не хотели.
Вдобавок от прежнего финансового благополучия остались только жалкие крохи.
Каролина уехала в Петербург, а оттуда – в Дерпт. И тут…
Текут в согласии и мире.
Сияя радостным лучом.
Семейства звездные в эфире.
Своим указанным путем.
Но две проносятся кометы.
Тем стройным хорам не в пример;
Они их солнцем не согреты, —
Не сестры безмятежных сфер.
И в небе встретились уныло.
Среди скитанья своего.
Два безотрадные светила.
И поняли свое родство.
И, может, с севера и с юга.
Ведет их тайная любовь.
В пространстве вновь искать друг друга.
Приветствовать друг друга вновь.
И, в розное они теченье.
Опять влекомые судьбой.
Сойдутся ближе на мгновенье.
Чем все миры между собой.
Стихотворение «Две кометы» понятно о чем: о внезапности встречи. Встречи двоих людей, которым суждено полюбить друг друга… пусть ненадолго. Неужели снова поблекшая тень полузабытого Мицкевича прошествовала по стихам его измученной жизнью подруги?
Нет, поляк-вольнодумец был тут ни при чем. Каролина в эти мрачные, тяжелые, черные дни вдруг влюбилась! Да так, что ей казалось: даже чувство к Мицкевичу несравнимо с новой страстью. Правда, она благоразумно держала столь крамольную мысль при себе. Все-таки Мицкевич – это Мицкевич, быть его возлюбленной (пусть недолговечной, пусть покинутой!) – весьма престижно. А новая любовь к человеку, который ровно вдвое моложе ее, вернее, на двадцать пять лет моложе…
Каролина стала заботиться о своей репутации? Однако в делах сердечных, вообще говоря, не до таких мелочей, как репутация.
Кто же был нынешний избранник вечно молодого, неосторожного сердца Каролины Карловны?
Борис Исаакович Утин учился в Дерптском университете на юридическом факультете (впоследствии он станет профессором этого университета). Встреча была случайной, сильное влечение вспыхнуло с первого взгляда у обоих, хотя вначале они восхитились вроде бы только умом друг друга, остротой словесной игры. Борис не ожидал такой прелести, такого очарования от дамы, которая была старше его матери. Каролина же отвыкла от молодого поколения, считала его тупоумным, унылым, брюзгливым, «безочарованным». Борис оказался совсем другим. Но самое главное – он ничего не знал о ее унизительном московском прошлом, ему безмерно льстила дружба с известной поэтессой.
Мы странно сошлись. Средь салонного круга.
В пустом разговоре его.
Мы словно украдкой, не зная друг друга.
Свое угадали родство.
И сходство души не по чувства порыву.
Слетевшему с уст наобум.
Проведали мы, но по мысли отзыву.
И проблеску внутренних дум.
Занявшись усердно общественным вздором.
Шутливое молвя словцо.
Мы вдруг любопытным, внимательным взором.
Взглянули друг другу в лицо…
И, свидясь, в душе мы чужой отголоска.
Своей не старались найти.
Весь вечер вдвоем говорили мы жестко.
Держа свою грусть взаперти.
Не зная, придется ль увидеться снова.
Нечаянно встретясь вчера.
С правдивостью странной, жестоко, сурово.
Мы распрю вели до утра.
Привычные все оскорбляя понятья.
Как враг беспощадный с врагом, —
И молча друг другу, и крепко, как братья.
Пожали мы руку потом.
Дружба – это так, для самооправдания. Отношения очень быстро перешли в другой разряд!
Стихи, посвященные вспышке этой страсти – их немного, десяток, – считаются лучшими из всего написанного Каролиной. Что неудивительно. Благодаря любви Бориса… нет, благодаря своей любви к Борису (потому что в отношениях со своими мужчинами линию поведения всегда – к счастью или нет, неведомо, – определяла именно она) Каролина совершенно преобразилась. Легко понять! Любовь ее к Мицкевичу была вспышкой первого, еще не вполне осознанного влечения. Брак с Павловым будоражил ее интеллект, однако к страсти это почти не имело никакого отношения. Буря чувств – вот что такое ее роман с Борисом, вспышка запоздалой молодости, неизведанные ранее ощущения, пробуждение женщины именно тогда, когда она уже видела себя старухой!
