Николай Бондаренко - Летим на разведку
Правый мотор горит как свеча и надсадно воет. От косого обтекания самолета воздухом при полете на одном моторе и очень большой скорости возникла вибрация. Смотрю на крылья - они сильно дрожат. Меня, как при езде на телеге по тряской дороге, подбрасывает на сиденье.
Начал гореть и центральный бензобак, установленный за штурманской пулеметной установкой. В штурманской кабине настоящее пекло. Сима мечется по кабине. Рвет ручку аварийного сбрасывания фонаря, чтобы выпрыгнуть, но фонарь почему-то не сбрасывается. Сима торопится. Еще раз рвет ручку и, убедившись в тщетности своих усилий, стремительно бросается вниз, в пламя, чтобы открыть нижний входной люк. Но там тоже все горит. Тогда он лезет через меня и пробует открыть астролюк, находящийся в верхнем остеклении кабины над головой летчика. Между правым бортом и моим сиденьем очень узко, и Сима не может с парашютом пролезть. Он снова бросается в пламя, к нижнему люку, и я его больше уже не вижу.
"Нужно прыгать! Машина вот-вот взорвется!" - решаю я. В этот момент самолет внезапно свалился в левый штопор. "Обгорели рули высоты. Нет, еще не все!.."
Инстинктивно беру штурвал на себя, а затем резко отдаю его от себя. Сознание работает четко и ясно. Отстегиваю поясные ремни. Рву ручку аварийного сбрасывания фонаря, но он, как и раньше у Симы, не сбрасывается. Сильно рву еще раз. Ручка переломилась! Окрашенная ярко-красной краской, она торчит, удерживаясь на одной жилке металла.
"Если погибну - как это будет тяжело для матери!.. Нет!.. Нет!.." Приподнимаюсь с сиденья. Выставляю руку в открытый Симой астролюк - по ней сильно бьет поток воздуха. В левом плече чувствую острую боль. В изнеможении опять опускаюсь на место. Но через мгновение снова с каким-то остервенением приподнимаюсь к люку.
Прыжок совпадает со входом самолета в штопор и действующей при этом отрицательной перегрузкой. Меня, как бумажку, вырывает из кабины. Обо что-то сильно ударяет. И я чувствую, как потоком воздуха мое тело словно разрывает на куски. Еще мгновение, и меня вдруг охватывает тишина. Я в свободном падении вниз головой. "Хорошее положение для раскрытия парашюта", мелькнула мысль. Правда, я увидел, что из ранца высосало небольшую часть шелкового купола, но это неопасно.
"Тянуть, тянуть", - неустанно колотится в голове.
Наконец скорость падения погасилась, и я рванул кольцо. В сильном возбуждении я не чувствую динамического удара при раскрытии купола. Бросаю кольцо и смотрю вниз. Самолет горит на земле. Намного ниже меня снижается на парашюте кто-то из экипажа. А где еще один? Беспокойно шарю глазами вокруг, но ни в воздухе, ни на земле не вижу второго парашютного купола. "Кто-то погиб. Кто? Сима или Петя?.." - думаю с горечью.
Смотрю на сильно изрытую землю, на множество горящих на ней костров. По этим кострам и по дыму с характерным запахом определяю линию фронта и направление ветра. Вижу, что меня относит на запад. Превозмогая боль в левом плече, натягиваю обеими руками половину строп купола и удерживаю их, преодолевая упругость воздуха, чтобы не угодить на вражескую территорию. Скольжу. Внизу пустынно. Снижаюсь и думаю; "А что, если к фашистам?" От этой мысли по телу пробегает дрожь.
С тревогой смотрю вниз и вижу, что к месту моего приземления уже бегут солдаты в касках. "Немцы!" - с ужасом подумал я. В груди что-то оборвалось. "Зачем же я прыгал? Зачем?" Рядом засвистели пули. Что делать? И вдруг я чуть не вскрикнул от радости. По погонам и обмундированию определил: наши!
А вот и матушка-земля. При приземлении не удержался на ногах - упал и свалился на руки, но тут же вскочил. Впереди меня стояло около пятидесяти наших солдат с автоматами.
- Стой! Руки вверх! - коротко приказал молоденький лейтенант невысокого роста.
- Товарищи, да я же свой!..
- Свой?! Ребята, гляди, у него оружие!..
- Руки!.. - кинулся ко мне белобрысый солдат, увидев торчащую из-под моей куртки кобуру пистолета. (Часто у летчиков от динамического удара при прыжках отрываются пистолеты. Я это знал и предусмотрительно хранил свое личное оружие под курткой, прижимая его подвесной системой парашюта.)
- Да свой я, свой! Ну что вы... Я разведчик...
Лейтенант подошел ко мне вплотную и схватил за лямки парашюта:
- Брешешь, фашист проклятый! Сейчас мы покажем тебе своих!
- Да что ты!.. - заорал я на него и загнул такими, что лейтенант вытаращил глаза.
- Свой же я, свой. Ну, что ты? - говорю я уже тихо.
- А почему кресты на самолете?.. - все еще не веря мне, кричит лейтенант.
- Это не кресты. Это в нашей дивизии опознавательный знак: на крыльях сверху белая полоса. При падении самолет штопорил, и вы его плохо разглядели.
- Да, ты, пожалуй, прав. Ну, извини, браток, - уже более миролюбиво сказал лейтенант.
- А один ваш погиб... - заговорили наперебой солдаты.
- Знаю, ребята, знаю... - С их помощью отстегиваю лямки парашюта и, не обращая внимания на боль в левом плече, торопливо спрашиваю: - Где ваше командование? Мне надо немедленно доложить о разведке.
Солдаты показывают находящуюся в двухстах метрах от нас землянку. Объясняют, что в ней и располагается штаб дивизии.
Вокруг стучат пулеметы, ухают взрывы. Но здесь к этому привыкли, и никто не прячется. От солдат я узнал, что в расположенном в полутора километрах отсюда большом селе Дмитриевка - фашисты. "Нам здорово повезло! Мы на своей территории. Одна только беда: погиб кто-то из экипажа", - думаю я, торопясь в штаб дивизии. Лица моих товарищей стоят у меня перед глазами.
Захожу в землянку штаба дивизии. За столом сидит полковник, а рядом стоит майор. Я сильно возбужден. Вероятно, здесь это возбуждение достигло своего наивысшего уровня.
- Почему ваши солдаты не знают силуэтов советских самолетов? Почему? вместо доклада закричал я. - Они меня чуть не расстреляли!..
Майор в растерянности смотрит то на полковника, то на меня, а полковник встает из-за стола и направляется в мою сторону.
- Успокойтесь, пожалуйста.
- Да что вы успокаиваете!.. Обидно ведь!.. Свои же... И кричат: руки вверх!..
Я высказал все, что наболело, и успокоился, доложил полковнику, кто я, куда летал и какое задание выполнял. О передвижениях танков противника просил немедленно доложить вышестоящему командованию.
- Говоришь, уходят?.. От нас? - как мне показалось, обрадованно переспросил полковник и добавил: - Не беспокойся, дружище, куда доложить, я знаю. А что у тебя с рукой?
- Выскочила при прыжке из плечевого сустава. Уперлась в ребра. Сильно болит. Мне нужно к врачу. Сообщите о нас, пожалуйста, в восьмую воздушную армию.
Перебрасываемся еще несколькими фразами, и полковник, сняв трубку телефона, очевидно затем, чтобы доложить о вражеских танках, обращается к майору: