Татьяна Андреева - Прощай ХХ век (Память сердца)
Обдумывая эту школьную ситуацию во взрослом состоянии, я поняла, что испытала тогда проявление самой настоящей классовой ненависти. Не важно, каким я была человеком, главное, с точки зрения моих одноклассников, я принадлежала к другому кругу людей, неизмеримо более обеспеченных, сытых и живущих в лучших условиях. Наверное, так оно и было, хотя на самом деле мы жили очень скромно. Но наше небогатое житье казалось им небывалой роскошью. Наверное, я невольно одним своим видом оскорбляла чувства большинства девчонок, одетых очень бедно и полуголодных. Наши поездки на юг каждое лето казались им фантастическим транжирством, маленькие деревянные финские домики, в которых мы жили, — дворцами, наши огородики — развлечением. Тогда как им приходилось во время летних каникул наравне с взрослыми работать на больших огородах в деревнях, где жили их дедушки и бабушки. Они должны были пасти коров и коз, выполнять тяжелую работу по дому, ежедневно видеть рабский труд своих родителей, слушать их брань и наблюдать пьяные драки и совокупления. Я тоже многое видела и слышала из того, что происходило вокруг, но мой детский ум отказывался соединять эту тяжелую взрослую жизнь с моими одноклассниками. Расправляясь со мной, Вика, может быть, даже считала, что делает благое дело. Только мне от этого было не легче. Так грустно закончилось мое золотое детство и началось отрочество.
Однако нельзя сказать, что жизнь моя в то время была полностью беспросветной. После тягостной атмосферы в классе я сильнее ощущала свободу домашней жизни, неразлучность с братом, нарождающуюся дружбу с детьми из военного городка. Уехали в далекий город Сумы голубоглазые братья Петренко. Некому стало носить в школу мой портфель и переводить меня через лужи и грязь, которые начинались сразу за пределами городка, а также защищать от бодливой козы, как нарочно привязанной к колышку напротив нашей калитки. Но в их доме поселилась красивая и веселая семья по фамилии Шудра, с кудрявой черноволосой Танькой. Она была младше нас с Сашей и смотрела на нас снизу вверх. По утрам за Танькой гонялась бабушка с яйцом всмятку с луком и пыталась накормить ее с ложки. При Танькиной увертливости и нелюбви к яйцам догнать ее было очень сложно. Мы сразу подружились семьями, и это было здорово. Мама Шудра была молодая и красивая, отец тоже красивый, но время от времени с ним случались приступы малярии, заработанной где-то за границей, и он лежал в постели потный, больной и несчастный. Кира с Галей переехали в Вологду, и Ляля снова разделила наши досуги. Книги все больше значили для меня. Я жила двойной жизнью: несчастной в школе и замечательной — дома. Погружаясь в прекрасный мир книг, душа моя пребывала в другом времени и пространстве. Целое лето проходило в чтении пьес А. Н. Островского и сказок «Тысячи и одной ночи», одиннадцать томов которых мне подарила мама после окончания пятого класса. Сама она случайно прочла эти книги года через три и пришла в ужас от множества эротических сцен, описанных на их страницах. Она долго допытывалась, все ли книжки я прочитала и что из них поняла. Я, как ни странно, поняла все и была навсегда покорена мощной древней культурой, веявшей со страниц этой книги. Я перечитывала «Тысячу и одну ночь» неоднократно, в последний раз совсем недавно, и в очередной раз, воспринимая все по-новому в соответствии с возрастом и накопленным опытом, удивлялась тому, какой это кладезь мудрости и красоты, насколько дивным языком все это написано и каким тонким юмором пронизано все повествование. Исключение, может быть, составляют последние тома, написанные серьезно и наставительно. Скорее всего, эти книги многократно переписывались в разных поколениях, и каждый переписчик, в соответствии со своим временем, что-то добавлял, а последние книги явно написаны гораздо позже, чем первые.
Сказки всегда были и до сих пор остаются моим любимым жанром. К шестому классу я прочитала сказки всех народов мира, напечатанные на русском языке. Меня увлекали фантазии разных наций, сходство и разнообразие сюжетов и героев. В «Тысяче и одной ночи» я находила некоторые сюжеты русских народных сказок и сказок других народов. Переплетаясь, повторяя и проигрывая похожие сюжеты, сказки европейцев отличались, в основном, по национальному признаку. Чем древнее был народ, тем больше было своеобразия в сказках, тем сильнее они отличались от других. Огромное впечатление произвели на меня сказки народов севера (в них человек неотделим от природы и так не похож своими мыслями и действиями на человека европейского) и китайские сказки, населенные духами и лисами-оборотнями. Они были для меня живыми благодаря описаниям быта, одежды и пищи, через них я попадала в огромный мир, который с детства влек меня к себе, звал приехать и увидеть все собственными глазами. Даже сейчас, раздумывая над этими сказочными мирами, я поражаюсь насколько душа той или иной нации отражается в них. Чтобы узнать о любом народе главное, достаточно внимательно прочитать его сказки. Русские сказки тоже отражают русский дух — кроме доброты, широты натуры в нас есть бесшабашность, леность и глупость. Однако эти же сказки показывают нашу способность выходить из любого затруднительного положения, изобретать что-то новое, никому неведомое и побеждать зло. Утешает и то, что другим народам свойственно многое из того, что есть у нас, разве что в других сочетаниях и с добавлением того, что присуще только им.
Мне всегда было немного совестно оттого, что даже сейчас, в 2009 году, я все так же, как в детстве, люблю сказки. Однако недавно мне на глаза попалась старая книжка немецкого сказочника девятнадцатого века Вильгельма Гауфа, много раз читанная мною в детстве. И там, в конце сказки «Карлик Нос», я обнаружила замечательные мысли, которые не могу не повторить здесь в свою защиту и в защиту всех любителей сказок.
В. Гауф считал, что «великое очарование сказки кроется в стремлении каждого человека вознестись над повседневностью и вольно витать в горних сферах». Здесь же он, задолго до современных ученых-лингвистов, высказался в пользу того, что чтение — это сотворчество! Читая, человек творит вместе с писателем. Эта мысль невероятно важна, особенно сегодня, когда дети перестали читать книги. Они, практически, перестали заниматься творчеством. Родители, которые не приучают детей к чтению, обрекают их на скучную жизнь неодаренных людей, ведущую к существованию на духовно низком уровне. На уровне, где нет любви и уважения даже к себе самому, где процветает, по выражению Максима Горького, психология раба, «идеализированного лакейства».
А какие чудесные советы дает В. Гауф своим читателям! Он призывает, читая сказки, переживать то необычное и своеобразное, что заключается во вмешательстве чудесного и волшебного в обыденную жизнь человека. В обычных рассказах он просит нас видеть «то искусство, с каким переданы речь и поступки каждого, сообразно его характеру». «Всегда поступайте так», говорил он, «и наслаждение для вас возрастет, когда вы научитесь размышлять над тем, что услышали» — или прочитали, добавлю я. Поразительно, что эти мысли принадлежат человеку, который прожил на свете всего двадцать пять лет, с 1802 по 1827 год! Все свои произведения, а он написал около десяти книг, В. Гауф написал менее чем за три года!
