Владимир Архангельский - Петр Смородин
Возмущала Петра и еще одна несправедливость: большевики впрямь не щадили жизни для революции, а почти на все выборные посты в районе попали меньшевики, эсеры и анархисты… Ну дай только срок, вернутся большевики из ссылки, дадут они бой!..
Почти весь март не удавалось побеседовать со Ско-роходовым: то он в Петроградском Совете, то в Петербургском комитете большевиков. Осунулся Касторович — все в бегах да в спорах.
И Петра заполонила черновая работа. В фабкоме — стычки с дирекцией, несусветный гвалт с меньшевиками, почти до рукопашной. И старый Иван Харитонович долбит как дятел:
— Не проспи, Петенька, на фабрике нужна своя рабочая милиция! И инструмент разволокут всякие, да и оружие схоронить надо от «временных», его в цех натащили много. А раз милиция, то оружие при деле!
Наконец, большевики добились места в Совете Петроградской стороны, и Скороходов стал заместителем председателя. Тут-то Петр и поймал его:
— В смятении я, Александр Касторович! Молодежь как сквозь решето проваливается, в голове у многих стихия!
— Что поделаешь: не смогли, не успели, — слишком велик натиск других партий. Ты уж собирай тех, которые перебродили. Это хорошие помощники партии. Говорят, зашевелилась молодежь у Керстена.
— Знаю, шумят о расценках.
— Вот это и дело, там и разворачивайся. Да и крикни о своих делах так, чтоб всему району было слышно. А мы поддержим. Я уже толковал с Сергеем Петровичем Прохоровым: он от райкома партии будет держать вашу руку, как старший товарищ…
В СОЮЗ МОЛОДЕЖИ
ЛЕНИН НА ФИНЛЯНДСКОМ ВОКЗАЛЕ
Совет Петроградской стороны, когда вошли в него большевики, стал силой значительной, хотя и не афишировал своих успехов. И делал черновую работу, отрывая от «вождей» массу, которую те крепко колпачили звонкой, пустой фразой.
На всех заседаниях витийствовали голосистые меньшевики Щетинская и Полонский, эсер Израилев. А Скороходов, Блохин и Прохоров осаживали их и словом и делом и помаленьку вели свою линию.
Александр Касторович еще 7 марта добился решения: дать порицание Петроградскому Совету за то, что он отказался немедленно ввести восьмичасовой рабочий день.
Но этим не ограничился. Он раскачал своих друзей и недругов в фабкоме «Дюфлона», и они явочным порядком объявили, что работать будут только восемь часов! Прохоров добился такого же решения на заводе Врачебных заготовлений, Блохин — в Крестовском трамвайном парке, Смородин — у шаплыгинцев. Так был сделан важный почин в столице. И вскоре Петроградский Совет подписал соглашение с Обществом фабрикантов и заводчиков о восьмичасовом рабочем дне на всех предприятиях Питера. По в те дни не удалось уговорить соглашателей, чтобы подростки работали только шесть часов.
— И что это за чертово семя, меньшевики? — мучительно рассуждал Смородин. — Вроде бы и наши люди: на соседних станках работали, только ловко таились в тревожные дни, чтобы не угодить в «Кресты».
Он прижал одного такого после заседания фабкома. И теперь вдруг понял его нутро: не было у него веры в рабочий класс. И по всем делам все оговорочки, все — кругом да около.
— Надо дать подросткам шесть часов. Ты же это не хуже моего знаешь. Почему голосуешь против? — спрашивал Смородин.
— Не время! Сломаем все производство, а сейчас война!
— На черта она тебе? Ее кончать надо!
— Ну знаешь ли, не болтай! Хочешь Россию немцам отдать?
— Гнать надо Львова, Милюкова и компанию. Советы возьмут власть, вот и войне конец! Немец тоже хочет мира, и ему осточертела эта бойня.
— Пустое говоришь, Смородин! Так войну не кончают, в ней либо победа, либо поражение. Мы за победу, только она вдохнет новую силу в революцию. А Временное правительство не трожь: сами не управимся с такой страной, не дозрели! Новую власть выберем законно, на Учредительном собрании.
— Знаешь что?! — рассвирепел Петр, и желваки забугрились на его похудевших щеках. — Иди-ка ты!..
Меньшевик не обиделся: знал он за Смородинным и не такие штуки.
— Дерзок ты, Петр! И культуры никакой: до гробовой доски стоять тебе с рашпилем!
— Зато не лизоблюд! А хозяевам твоим не править, как и Николашке!..
И вот так с ними по всякому поводу.
И с молодежью беда. Размах у нее огромный, да в хаосе событий качается на утлой лодчонке туда-сюда и не всегда видит, к какому берегу грести. Но хоть не отравлена фарисейством и помаленьку начинает понимать свои цели.
На фабрике Керстена вдруг раскричались ребята по серьезному поводу: о заработке и о льготах для подростков. Петр поспешил туда. В столовой горячее море голов: человек шестьсот. И накал такой, как в кузнице возле горна.
Любил он такую «погоду», когда пахнет грозой.
И дважды бросал с трибуны: «Требовать, требовать!» Ребята размахнулись. И записали в резолюции:
«1. Рабочая молодежь фабрики Керстена требует, чтобы представитель фабисполкома молодежи входил в фабком рабочих с правом решающего голоса.
2. Ваш же представитель к нам должен входить с правом совещательного голоса, так как никакая организация не может вмешиваться в дела молодежи и ее исполком — вполне самостоятельный орган;
3. Если в указанный срок (два дня. — В. А.) ответа не последует, то молодежь поручает своему исполкому собрать общее собрание рабочих фабрики, на котором вторично поставить вопрос. В противном случае угрожаем стачкой».
Петр отлично понимал, что такое дело отдает партизанщиной. Но в тех условиях только так и можно было сберечь свою самостоятельность. Ситуация четкая: передовая молодежь показала меньшевикам и эсерам, что на Петроградской стороне зарождается классовая организация пролетарского юношества, которой нужны только лозунги большевиков. И с ней надлежит считаться.
Меньшевики дурака не сваляли, пошли на уступки: Цейтлин и Борисов были избраны от молодых рабочих в фабком.
До пасхи решилось дело и с рабочей милицией. Александр Касторович в Таврическом дворце дал отпор меньшевику Дану, когда тот заявил, что для охраны порядка в столице достаточно городской милиции Временного правительства.
— Вы как хотите, а мы создали рабочую милицию на всех заводах района. Вооружение рабочих — самая надежная гарантия против возврата старого строя. Да об этом говорит и печальный опыт 1905 года: Пресня, Горловка.
И еще одно событие в канун пасхи: Русское бюро ЦК, Петербургский комитет большевиков и его военная организация явочным порядком вселились во дворец приближенной к царю балерины Кшесинской. Так что все дороги большевиков столицы пересекались теперь на Петроградской стороне…