Александр Штейнберг - Шведская Жанна д’Арк. Ингрид Бергман
— Мамочка, я уже совсем не хочу велосипед, — прошептала Пиа завороженно. — Я хочу Эльзи. Ну пожалуйста!
Ингрид была в смятении. Что делать? Петер выделил деньги на велосипед. «Глупости», — сказал Петер, когда Ингрид рассказала ему об изменившемся желании дочери. «Глупости. Как можно покупать бесполезную корову за 75 долларов, когда можно купить за те же деньги велосипед!» Ингрид согласилась с убийственной логикой мужа, и Пиа получила на Рождество велосипед.
Приехавший Роберто Росселини внес некоторый беспорядок в размеренную жизнь супругов Линдстром. На часть одолженных у них денег он купил подарки гостеприимным хозяевам: роскошный галстук для Петера, изящную сумочку для Ингрид, а для Пиа — корову Эльзи с красным кухонным фартуком. Все трое были ошарашены этим подарком, а Роберто сказал, улыбаясь: «Она такая очаровательная. Вам что, — не нравится?»
Этот, казалось бы, незначительный эпизод, заставил Ингрид пересмотреть и переоценить свою жизнь. Она записала в своем дневнике: «Роберто у нас дома. Я его люблю». Она знала, что больше никогда не будет миссис Линдстром. Решение было принято мгновенно. Впервые Ингрид самостоятельно решилась на что‑то, не спросив совета Петера. Он ни о чем не догадывался, занимаясь перестройкой дома — ведь они решили расширить дом. «Каждый удар молотком кровельщика я воспринимала как забивание очередного гвоздя в гроб нашей с Петером совместной жизни», — записала Ингрид в своем дневнике.
… Небольшой саквояж из мягкой кожи вмещал лишь самое необходимое: две пары белья, теплый свитер, брюки. 11 марта 1949 года знаменитая голливудская звезда Ингрид Бергман села в нью‑йоркский поезд, имея при себе триста долларов. Если бы кто‑нибудь предсказал, что пройдет семь долгих бурных лет прежде чем она вернется в Америку — она бы ни за что не поверила.
* * *
Молниями полетели в обе стороны телеграммы:
«Не могу говорить. Не могу дышать. Счастлива. Прилетаю в Рим в 11.20, в воскресенье, рейс 916.
Твоя, только твоя Ингрид»
«Все готово. С нетерпением жду тебя в Риме. Я безмерно счастлив. Слишком долгая разлука. Твой, твой Роберто».
В дневнике Ингрид есть запись, датированная мартом, 20, 1949. Она содержит лишь одно слово: РИМ. Оно подчеркнуто дважды.
РИМ
Роберто Росселини был великим кинорежиссером, его талант в полной мере проявился в организации встречи Ингрид. В римском аэропорту восторженная толпа встречала голливудскую кинозвезду. Приветственные возгласы, огромные букеты цветов, репортеры с кино и фотокамерами — все было организовано блестяще.
Роберто с трудом пробивался сквозь толпу, бережно ведя под руку Ингрид. Он усадил ее в спортивный красный автомобиль и на сумасшедшей скорости привез в отель Excelsior. Там тоже была огромная толпа папарацци, поклонников, зевак. Роберто буквально кулаками прокладывал путь к входной двери. Одному, особенно назойливому репортеру, он порвал куртку, оторвав от нее рукав. На следующий день он сожалел об этом и послал ему новую куртку. В апартаментах, приготовленных для Ингрид, их ждали друзья и знакомые. Федерико Феллини нарисовал дружеские карикатуры на Роберто и Ингрид, поместив их на стены. Было очень весело, все смеялись, то и дело с шумом открывали бутылки с шампанским, всюду лежали изящно упакованные подарки. Роберто был счастлив — он достойно встретил «свою богиню».
Роберто Росселини был потрясающим любовником. Во имя любви он мог преодолеть любые преграды, более того — их наличие лишь вдохновляло его на новые подвиги. Ингрид была для него самым желанным объектом. Она была красива, но жила в другой стране, она принадлежала другому мужчине, она была сдержанна и придерживалась традиционных взглядов. Он неукротимым вихрем ворвался в ее жизнь, взорвав ее. Роберто был страстно, безумно влюблен, — это было его любимое состояние, в котором он мог творить, создавать шедевры. Он не собирался делить Ингрид ни с кем, она должна была принадлежать только ему, он не хотел упускать ее. По крайней мере, в ближайшее время…
Еще несколько дней после прибытия Ингрид в Рим, толпы людей не выходили из отеля. Улица Via Veneto, где находился Hotel Excelsior, была запружена автомобилями. Казалось, все только и хотели увидеть голливудскую кинозвезду. По договоренности с администрацией отеля, Роберто и Ингрид выходили из апартаментов боковыми лестницами. Ингрид надевала большие темные очки и они буквально выскальзывали из дверей к выходу, где их ожидал автомобиль.
Северная душа Ингрид не ожидала встретить яркий южный праздник, каким оказался огромный Рим. Она была потрясена увиденным: соборами, древними развалинами, памятниками, столь насыщенной концентрацией шедевров искусства. Роберто показывал ей Рим как знакомят с собственным имением, он дарил ей огромные площади и узкие средневековые улочки, соборы и музеи. Ингрид была потрясена, смятена, завоевана. Роберто хотел показать ей всю Италию‑Флоренцию, Венецию, Неаполь, остров Капри — жемчужины своей страны, которую он тоже страстно любил, был ее неотделимой частью.
Везде, куда бы они ни следовали, их неотступно сопровождали репортеры, папарацци, толпы восторженных поклонников. Ингрид находилась в экстазе — и это слово не является преувеличением— оно точно отражает ее чувства, ее состояние.
…Во время ее пребывания в Риме письма от Петера приходили регулярно. Он беспокоился, — все ли у нее хорошо, не испытывает ли она нужды в чем‑либо. Просил писать почаще — ведь связь в то время была весьма ограниченной.
Ингрид знала, что наступит тот момент, когда она должна будет сказать Петеру всю правду, ведь и так до него доходили всевозможные слухи, да и папарацци постарались опубликовать самые скандальные фотографии, где Ингрид и Роберто держались за руки, а их влюбленные взгляды были красноречивее всяких слов.
Как начать письмо, как решиться нанести страшный удар преданному и любящему человеку, оторвать от себя все, что было пережито, отказаться от семьи, как объяснить маленькой Пиа, что мама не приедет?
После бессонных ночей, раздумий и сомнений, Ингрид, наконец, начала письмо:
«Петер, дорогой!
Тебе будет трудно читать это письмо, а мне трудно его писать. Но другого выхода нет. Я бы хотела тебе объяснить все сначала, но ты и так знаешь многое. Я бы хотела просить у тебя прощения, но как ты можешь простить то, что я хочу остаться с Роберто?
Мой Петер, я знаю, что это письмо упало подобно бомбе на наш дом, нашу Пиа, наше будущее, наше прошлое, — ведь ты принес себя в жертву, сделал все, чтобы устроить нашу жизнь. И вот сейчас ты остался в одиночестве среди руин, и я не могу тебе ничем помочь.
