Петр Межирицкий - Товарищ майор
Удача настигла меня. Она пришла в форме бюллетеня, освободившего на 3 дня от трудов будничных. О болезни писать не стоит. Естественно, что, получив пару свободных часов (а ими я не избалован, за 2 м-ца имел 2 выходных - 5.ХП и 1.1), я бросился писать тебе..."
Так работали теперь руководители промышленности всех уровней. Интенсивность работы нарастала по дням - соответственно международной напряженности.
Номер газеты "Машиностроение" за 1 марта 1941 года. Статьи: "За четкую организацию литейного производства", "Когда же начнется выпуск цельнометаллических вагонов" и - "Обострение положения на Тихом океане. Германские войска вступили в Болгарию. Разрыв отношений между Англией и Болгарией".
13 марта. Статьи: "Сила графика", "Типизация в тяжелом машиностроении". А на 4-й полосе - "За последние 90 дней на Лондон было сброшено не менее 100 тысяч бомб. Рузвельт обратился к конгрессу с просьбой ассигновать 7 миллиардов долларов на осуществление закона о помощи Англии".
Следующий номер. Статьи: "Быстрее осваивать новую технику", "Как организовать снабжение при работе по суточному графику". А на 4-й полосе "Англичане эвакуировали Бенгази".
8 апреля 1941 года, вторник. На первой полосе, рядом с передовой статьей "Дело чести ворошиловградских паровозостроителей", сообщение о заключении договора о дружбе и ненападении между СССР и королевством Югославия и текст этого договора. А на 4-й полосе - "Германия объявила войну Югославии и Греции. Выступление Италии против Югославии. Бомбардировка Белграда и Салоник".
Это было уже откровенное попрание внешнеполитических симпатий СССР.
Нелегко было сохранять бесстрастность. И хотя соображения высокой политики предписывали сохранять ее во что бы то ни стало, сочувствие к жертвам агрессии оказывалось сильнее.
"Из Соединенных Штатов сообщают, что тысячи сербов, хорватов и словенов, проживающих в США, выразили желание вступить добровольцами в югославскую армию". В самом выборе такого факта для публикации было сказано многое. Но разве все, что хотелось сказать?
Внешне он оставался тот же. Может быть, чуть погрузнел. Самую малость. Каждый год в день рождения, 23 июня, он измерял свой рост, вес, объем груди, талии, бедер. Последний раз он сделал это в 1940 году. Рост 170. Вес 76. Объем груди 104...
Да и внутренне он не переменился. Для одних он был Цезарь Львович, для других по-прежнему Цезка. Всеобщий любимец, умница, верный друг, добродушный юморист. Много знает, все умеет, все у него получается - ну и что? Трудяга невероятный, тащит вдвое против других, буквально днями и ночами - ну и что? Разве он не такой же, как все?
Разумеется, такой же. В этом-то все дело. Он действительно был как все.
Часто, отпустив машину, он возвращался с работы пешком - через площадь Дзержинского, Охотный ряд. Ночью впечатления дня давили сильнее - быть может, потому что сказывалась усталость. Он думал о неизбежном, о бессилии предотвратить то, что было не в его власти...
Вторая жизнь Цезаря Куникова
Утром 22 июня 1941 года Куников проснулся в поезде Москва - Ленинград. Стояло пригожее утро, пушистые облака и крохотные пыльные смерчи на проселках обещали устойчивую солнечную погоду. Дозревающие колосья кивали вслед поезду. Газеты писали о превосходных видах на урожай, о необходимости быстро и без потерь убрать зерно.
В Ленинграде Куникову предстояло провести совещание по экономии стратегического сырья и материалов, а вечером выехать обратно в Москву: 23-го день рождения, стукнет 32, нет ничего лучше, как провести такой день дома, с Наташей, с Юрой.
Он вынул блокнот и записал: 1. Газета. 2. Рабкоры. 3. О снаряде. 4. Завод им. Свердлова. 5. Лена и Володя.
Потом вспомнил: еще Дом инженера, у них есть интересная информация. Дописал: 6. Дом инженера.
Спрятал блокнот и задумался.
Нарком боеприпасов П. Н. Горемыкин настаивает, чтобы Цезарь шел к нему заместителем. Толковые администраторы сейчас нужны промышленности, как никогда. И именно в сфере обороны. Вероятно, надо соглашаться. Но, честно говоря, лучше бы в Наркомат вооружения, это ближе по профилю.
Поезд вошел под дебаркадер Московского вокзала.
Спустя два часа репродуктор в кабинете заведующего Ленфилиалом газеты вдруг прекратил передавать бодрые песни, и голос Левитана произнес тоном, от которого по спине забегали мурашки: "Работают все радиостанции Советского Союза... Через несколько минут слушайте выступление заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров... "
Вот оно. Итак, все-таки настало - великое испнтание. Он всегда знал, что оно настанет. Но знал он и другое: "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами". Да, только так. Как бы ни сложилась судьба каждого.
Через несколько часов, отменив совещание и дав первые указания о перестройке на военный лад всей газетной тематики, он уехал в Москву. Повидаться с Леной и Володей не удалось. Он оставил записку: "Уверен, что наша Родина победит, С готовностью надену форму. Я надеюсь, что видеться нам еще придется".
Больше они не увиделись.
Письма:
"Москва. 29.У1 - 41. Дорогие Лена и Володя! Вот уже 8 дней, как идет война. Повестки нет. Военкомат говорит - ждите, надо будет - призовем. Полагаю, что мое место на флоте, или в армии, или в военной промышленности, где мог бы принести более ощутимую пользу. Ближайшие дни должны принести решение. В Москве - высокая организованность, хорошее настроение, вера в победу у всех и революционный порядок. Сим победиши!"
"Москва, 2.УП - 41. Дорогая Лена! Получил твое второе письмо.
Началась смертельная борьба с сильным врагом, в ходе этой борьбы могут быть и неудачи и поражения. Это не может угасить нашу веру в победу. Она основана не на случайных выводах, а на мудром предвидении. Будем же верить. И все делать на своих маленьких постах для достижения цели. Крепко целую. Спешу. Пишите. Письма утепляют душу. Цезарь".
Он еще колебался: не возьмут в армию, тогда в военную промышленность. В армию не брали: бронь. Наседал нарком боеприпасов Горемыкин, напористо добивался согласия. Цезарь колебался, звонил в наркомат вооружения, наркома не застал, решил звонить еще{8}...
Вдруг наступил перелом. Он зрел - по мере поступления сводок с фронта, по мере появления в газетах фотографий расстрелянных с "мессершмиттов" детей. Сперва даже у него, политически зрелого (уж куда больше!), это бессмысленное варварство вызывало только горестное изумление. Потом пришла ненависть необъятная, всепоглощающая. Он удивился: ненависть стала смыслом существования.
Окончательный выбор еще не был сделан. Но 3 июля наконец по радио выступил Сталин:
"Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей Армии и Флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!"
