Бруно Нардини - Жизнь Леонардо. Часть четвертая.(с иллюстрациями)
Но немец Георг, к примеру, не терпел таких шуток. Его дал Леонардо в помощники сам Джулиано Великолепный. Но Леонардо, обучая Георга живописи и итальянскому языку, лишь понапрасну тратил время и силы. Немец, сговорившись со своим соотечественником, неким Иоганном, решил любой ценой выжить Леонардо из Бельведера.
Не раз Салаи вступал в кулачную драку с этими двумя наглецами, которые имели привычку упиваться допьяна вместе со швейцарцами папской стражи, а затем, вооружившись аркебузой, отправлялись в папский сад убивать голубей, ласточек, горлинок.
Иоганну очень хотелось завладеть комнатами Леонардо, чтобы расширить свою мастерскую зеркал. Однажды он бесцеремонно в них водворился, и с той минуты Леонардо утратил покой. Покупательницы нередко врывались даже в кабинет Леонардо.
Доведенный до крайности, Леонардо написал герцогу Джулиано письмо, в котором требовал убрать из Бельведера немцев.
«Я выяснил, что Иоганн выполняет в своей мастерской заказы кому попало и потому не хочу, чтобы он был и далее на моем содержании ... Еще я установил, что зеркальных дел мастер Иоганн ведет себя столь нагло по двум причинам: он говорил друзьям, будто с моим сюда приездом утратил благосклонность и доверие вашей светлости, и что мои комнаты ему удобны для работы над зеркалами ...»
Джулиано Медичи повелел обоим немецким мастерам не беспокоить больше Леонардо, иначе их изгонят не только из Бельведера, но и из Рима. Иоганн подчинился, но втайне поклялся отомстить Леонардо. Вскоре он испросил аудиенции у папы и публично обвинил Леонардо в том, что тот занимается колдовством, черной магией да к тому же при молчаливом пособничестве управляющего больницей Санто Спирито препарирует трупы. Сказано это было в присутствии папских придворных, и Лев X не мог притвориться, будто ничего не знает. Он тут же запретил Леонардо бывать в больнице Санто Спирито.
«Папа запретил мне бывать в больнице и заниматься анатомией»,— записал Леонардо.
Он не представлял себе, что всего через несколько лет за подобные обвинения людей будут бросать в тюрьму, пытать и даже сжигать на костре. В этом же случае запрет папы был чисто формальным.
— Не лучше ли будет для тебя и для всех нас, если ты перестанешь заниматься трупами и снова возьмешь в руки кисть? — сказал папа коленопреклоненному Леонардо.
Незадолго до этого Леонардо как раз кончил писать «Мадонну с младенцем на руках», и папа, которому эту картину подарил брат Джулиано, не переставал ею восхищаться.
— Я целиком к услугам вашего преосвященства,— ответил Леонардо.
— Хорошо. Тогда сходи и взгляни на стену за алтарем церкви Сант'Онофрио. Посмотри, какую там можно написать фреску.
Несколько месяцев спустя папа поинтересовался, как у Леонардо подвигается работа над фреской.
— Святой отец, Леонардо к работе еще не приступил,— ответили ему придворные.— Он лишь начал перегонять масла и особые травы для получения лака, предохраняющего фреску от порчи.
— Увы! Этот не сделает ничего, раз он думает о конце работы, прежде чем ее начать! — воскликнул Лев X.
Между тем, как указывают крупные исследователи творчества Леонардо, и среди них Сольми, художник завершил эту фреску. На ней была изображена мадонна с младенцем, положившим левую руку на подушку. Мадонна с улыбкой смотрела на младенца, который в знак благословения поднял правую руку. Сама мадонна одной рукой поддерживала младенца снизу, другой — чуть сверху, в трепетном страхе, как бы тот не упал.
Ясно одно: Леонардо не ограничился лишь перегонкой масел и трав для лака. На нескольких рисунках, которые хранятся ныне в Виндзорском собрании, изображен младенец в различных позах. Он лежит на руках у матери и на подушке. Все это, несомненно, эскизы к фреске в церкви Сант'Онофрио.
Можно предположить, что папа Лев X, увидев фреску, удовлетворенно сказал, обращаясь к своей свите:
— Ну как, нравится вам, дети мои?
Салаи тем временем вернулся к прежним своим привычкам: возвращался домой поздно ночью пьяным и оскорблял друзей.
Леонардо видел все это и молчал. Часто он целыми ночами дожидался возвращения Салаи.
Леонардо проводит тайные опыты, о которых известно лишь Джулиано Медичи. Возможно, он хотел создать «телескоп» — огромное вогнутое зеркало.
В конце концов зеркальных дел мастер немец Иоганн завладел комнатами Леонардо в Бельведере.
Леонардо написал подробное письмо Джулиано Медичи, жалуясь на наглое поведение немцев Иоганна и Георга. Месть не заставила себя долго ждать.
Иоганн и Георг донесли папе, что Леонардо препарирует трупы и занимается черной магией. Папа запретил Леонардо бывать в больнице Санто Спирито.
Любимцем Льва X был Рафаэль, которому он поручил расписать в Ватикане Станцы.
Мариньяно
«Медичи делали со мной все, что им было угодно». Вероятно, к этому периоду относится горькое заключение Леонардо.
Бесспорно, что Леонардо было неуютно в Риме Льва X, как, впрочем, неуютно было там и Микеланджело. Папа обожал своего любимца Рафаэля, а перед Леонардо испытывал чувство неловкости и, как следствие, антипатию.
Благосклонность Джулиано Медичи смягчала обиду Леонардо, который чувствовал себя непонятым, неоцененным по достоинству прежде всего как исследователь и ученый.
Бальдассаре Кастильоне писал: «... еще один из величайших в мире художников губит свое несравненное искусство, занимаясь философией, в которой высказывает весьма странные и химерические суждения, какие в живописи при всем своем таланте он выразить не в силах». Эти оригинальные философские воззрения Леонардо воздвигали барьер между ним и окружающими.
Лев X, как и его предшественник папа Юлий II, «весьма торопился». Он окружал себя людьми, способными воплотить в жизнь его грандиозные планы, изменить облик Рима и всего мира. «Красота и динамизм» — таков был, в сущности, девиз папы. Увы, Леонардо с его вошедшей в поговорку медлительностью оказался как бы отрезанным не только от папского двора, но и от других живописцев и скульпторов. Он один не поддался моде на «древности», один не просил дать ему заказ на роспись фрески в папской капелле или зале. Но с радостью принял поручение изучить возможность осушения понтийских болот.
Папа Лев X решил превратить эти болота в плодородные земли и своим бреве [1] от декабря 1514 года поручил брату Джулиано осушить «вредоносные понтийские болота».
