Пако Тайбо II - Гевара по прозвищу Че
Пока мотоцикл находился в ремонте, Эрнесто и Альберто присоединились к компании чилийцев и в конце концов отправились с ними в Лаутаро пить вино. Эрнесто так описал это событие:
«Чилийское вино восхитительно, и я пил как черт. Мы пошли на местные танцы... Чрезвычайно дружелюбный механик из гаража попросил меня потанцевать с его женой, так как сам сильно перебрал и был не в состоянии шевелить ногами. Женщина была горячей, раскраснелась от чилийского вина, и я взял ее за руку, чтобы вывести наружу. Она покорно пошла, но быстро поняла, что муж наблюдает за нами, и сказала мне что останется в зале. Она попыталась пнуть меня, а так как я все еще тащил ее, то она споткнулась и шлепнулась на пол. Толпа разъяренных танцоров гналась за нами почти до самого города, а страдания Альберто усугублялись еще и тем, что муж заставил нас заплатить за вес вино».
Гранадо позже рассказывал, что Бешеный Серна совершенно серьезно сказал ему: «Мы должны дать обещание больше не совращать женщин на танцах». Близ Сантьяго мотоцикл скончался - «Прощаешься как с телом старой подруги», - сказал на прощание Гранадо. Потеря средства передвижения означала потерю статуса. Как выразился Эрнесто: «До некоторой степени мы были рыцарями дороги; мы принадлежали к старинной «бродячей» аристократии и имели визитные карточки с безупречными внушительными титулами. Теперь же мы стали просто двумя автостопниками, голосующими до Вальпараисо».
8 марта они пробрались на борт «Сан-Антонио», направлявшегося в Антофагасту, и спрятались в ванной. «Мы провели два с половиной дня в ванных. Всякий раз, когда кто-нибудь пытался открыть дверь, хриплый голос говорил: «Занято!» Затем медоточивый голос вежливо добавлял: «Извините». Когда на горизонте становилось чисто, мы переходили в следующую ванную и повторяли там ответы. Через некоторое время они сдались». Из Антофагасты они направились в шахтерский район. Эрнесто был просто потрясен тем, как британские компании эксплуатировали местных шахтеров. («Величие компаний построено на десяти тысячах тел, покоящихся на кладбище».) Там они встретились с шахтером - коммунистом. Особенно интересно мнение Эрнесто о нем: «Это вопиющий позор - так угнетать людей. Независимо от того, представляет коллективизм опасность для добропорядочной жизни или не представляет, коммунизм, терзающий его внутренности, есть всего-навсего естественное стремление к чему-то лучшему».
23 марта, проделав с юга на север путь в 2200 миль, они покинули Чили.
Их первые впечатления от Перу были определены усталостью: «Наши рюкзаки, казалось, стали тяжелее в сто раз». Глубокой ночью они подошли к крестьянскому дому. Гости представились, объяснив, что они доктора из Аргентины, и двери гостеприимно распахнулись. «Они из страны Перона и Эвиты, где не е..т индейцев так, как у нас», - сказал крестьянин.
С 24 по 31 марта они неторопливо добирались до Куско, посетив предварительно озеро Титикака. Они ели изредка, как придется, ездили в грузовиках вместе с индейцами и скотиной и своими глазами видели расизм и жестокость, присущие местным жителям.
Мир Куско, сохранившийся со времен инкской цивилизации, взволновал Эрнесто. Описывая свои впечатления в дневнике, он выбирал совершенно невероятные слова, пользовался дикими метафорами, и одновременно эти страницы дневника исполнены лиризма. Куско воскрешал иную жизнь, его улицы были покрыты неосязаемой пылью давно минувшей эпохи. Вне всякого сомнения, из глубины души будущего доктора Гевары рвался на свободу археолог. Но если Куско взволновал его, то Мачу-Пикчу просто потряс. Там он собрал данные, которые года через два использует в статье.
6 апреля они покинули археологические раскопки и направились в лепрозорий Уамбо, который был одной из главных целей поездки. На этом этапе путешествия Эрнесто настиг ужасный приступ; несмотря на две инъекции адреналина, к вечеру ему стало совсем плохо. Они провели ночь в полицейском участке. Простерилизовать шприц должным образом не было возможности, и Гранадо очень боялся, что его друг после укола подхватит столбняк - ведь в этом случае Эрнесто скорее всего умер бы. Но все обошлось, а повторная инъекция позволила купировать приступ. «Завернувшись в одеяло, которое принадлежало полицейскому, находившемуся при исполнении служебных обязанностей, я глядел на дождь и курил одну за другой черные сигареты, которые несколько облегчали мою усталость. Я заснул только после того. как рассвело, привалившись к столбу в коридоре».
Путешественники скитались по стране до конца апреля, понемногу подрабатывая лечением людей и наблюдая за жестокими порядками, которые были присуши перуанскому обществу. 1 мая они наконец прибыли В Лиму. «Мы завершили одну из наиболее важных стадий поездки; у нас не было ни цента, ни надежды на то, что удастся вскоре добыть хоть одни, но мы были счастливы».
В Лиме они отправились на встречу с доктором Уго Пессе. Этот клиницист, светило в области изучения проказы и марксист по своим убеждениям, особое внимание уделял исследованию и лечению заболеваний беднейших слоев населения, в первую очередь от малярии и проказы. Пессе очень тепло встретил двоих врачей-путешественников, разделявших его интерес к проказе. По его рекомендации Сорайда Боларте, помощница Пессе, убедила строгих салезианских монахинь, управлявших лепрозорием Гия, позволить двум молодым врачам поселиться на несколько дней в больнице.
Они пробыли в Лиме десять дней. На прощание Пессе поинтересовался их мнением о своей последней книге «Широты тишины» («Latitides del Silencio»). Отзыв Эрнесто оказался очень резким. По его словам, описания пейзажей в книге были просто ужасными, а говоря об индейцах, автор был слишком пессимистичен. Тот разозлился: как смел Гевара говорить все это после того, что Пессе сделал для них? Эрнесто ответил, что таково свойство правды: она болезненна. Пессе оставалось лишь согласиться. Два молодых аргентинца унесли с собой благодарные воспоминания о докторе, а также пару костюмов, которые тот дал Эрнесто - парень ходил уже в совершенных отрепьях.
Теперь их путь пролегал к Амазонке. Эрнесто написал в письме родителям: «Если вы в течение года не получите от нас известий, то через год ищите наши засушенные головы в каком-нибудь американском музее, потому что мы собираемся пересечь территорию хиваро[4]».
Во время плавания по перуанской Амазонке на лодке под названием «Сенепа» они дружески общались «без нанесения ущерба», как выразился Гранадо, с раскованной и весьма доступной девушкой (Гевара назвал ее неряхой, что было для него очень сильным выражением), которая с удовольствием слушала их рассказы о путешествии на протяжении бесконечных дней и ночей, когда путников поедом ели москиты. Эрнесто теперь вспоминал о Чичине как каждый вспоминает о ком-то, оставшемся в завершившемся периоде жизни.
