Андрей Белый - Воспоминания о Штейнере
В итоге он — в центре огромного целого, к которому текли сами факты, фильтруемые в сознаниях "СПЕЦОВ" — учеников; этот материал, соединенный с личным добыванием фактов и вызывал феномен пресловутого "ВСЕВЕДЕНИЯ".
Отсюда и миф о "ВСЕЗНАЙСТВЕ".
Не было "ВСЕЗНАЙСТВА", а была готовность в любую минуту засесть за изучение нового "ОПЫТНОГО МАТЕРИАЛА"; и было — превосходящее обычную норму "КОЛИЧЕСТВО УЗНАННОГО", которое не лежало грудами, как в сознании энциклопедистов, а организовывалось; антропософская работа всех спецов — организованная культура.
Доктор был спец — координатор методов, как совершенно конкретный логик, и как фактический умница, превосходящий всех мною виденных "УМНИЦ".
"УМНИЦА" в докторе и был "СПЕЦ" в "СПЕЦАХ".
Бывали случаи: спец — бьется со специальным вопросом: ни с места; Штейнер "НЕ СПЕЦ" — ему: "Вы бы этак!" -
"Как, разве возможно?" — удивляется спец. — "Вам, как спецу, должно быть известным, как ИН КОНКРЕТО возможно; я ж утверждаю: из метода вашей науки оно вытекает А ПРИОРИ".
Я мог бы здесь перечислить серию фактов, как из "НЕВОЗМОЖНОСТЕЙ" восставали возможности; в результате: инженер Энглерт открывает новый способ построения купола[58] (чисто инженерный); врач фрау Колиско — открывает функцию селезенки; Моргенштерн, Белый — дерзают искать новые словесные формы; делаются попытки к созданию нового искусства, медико — терапевтического института, новой школы, нового преподавания математики и т. д.
Это умение владеть фактами, в котором нет ничего таинственного, — приводило к тому, что Штейнер мог показаться: всезнающим; явившись на пуговичный завод и познакомившись с химической стороной производства, он химику завода пишет чисто химические формулы, могущие ему пригодиться в производстве; или — читает лекции для сельских хозяев; и — удивляет их рекомендацией новых, чисто практических способов исследования земель и способов улучшения удобрения[59].
"МИСТИКА" и "УДОБРЕНИЕ", "ЭВРИТМИЯ" и "ПУГОВИЧНОЕ ПРОИЗВОДСТВО", это ли не "ВСЕЗНАЙСТВО"?
Нет. Это, во — первых, знание; и во — вторых, — УМЕНИЕ так использовать ЗНАНИЕ, чтобы оно не лежало мертвым балластом, а приносило бы процент, становясь ЗНАНИЕМ О ЗНАНИЯХ. Петр Великий знал 40 ремесел; и это — не "ВСЕЗНАЙСТВО", а необходимость быть ритмизатором процесса переоборудования всей страны. Доктор был в таком же положении относительно — тоже страны: культуры будущею; весь жест его — жест указующий: "Ищите там и так".
Да, — мореплаватель и плотник, как Петр; и — как апостол Павел (иудейский "ЗАКОННИК", и одновременно "СТИЛИСТ — ЭЛЛИНИСТ", как о Павле отзывается Вилламовиц — Меллендорф).
ПЕТР и ПАВЕЛ — вот облик "ДЕЯТЕЛЬНОСТИ" доктора; но "ДЕЯТЕЛЬНОСТИ" исходили из равновесия, из — покоя, сиявшего в центре сознания и озаряемого огромным импульсом: любви к Человеку.
И здесь он был, для нас, любящих его, для нас, влекшихся к нему, — в лике Иоанна.
ПЕТР, ПАВЕЛ, ИОАНН, — три аспекта, три лика доктора, известны мне; и сочетания ликов, — невыразимейшая ПЕЧАТЬ, на нем, явно сиявшая, о которой мне и хочется хоть слабым выкриком намекнуть.
"ПЕЧАТИ" не видали, видавшие доктора, — "ДОГМАТИКИ" всех сортов ("ПЕТРИСТЫ"), СВОБОДНЫЕ "И ТОЛЬКО" мыслители (павловцы), или мистики, в себе искажающие Иоанна; для всех этих людей "ПЕЧАТИ", им чуждые (внутри Павлова лика — ИОАННОВ, или — внутри Иоаннова — Павлов), воспринимались, как нечто ДОСАДНОЕ, мешающее спокойно расположиться в комфорте; тут он начинал — беспокоить; и от него убегали с проклятием: "Демагог, непоседа, рационалист, резонер, всезнайка", — чего только не выговаривалось.
То же, что — не выговаривалось, это жило под всеми разрезами, — и составляло для нас тайну ВЛИЯНИЯ, которое делало для каждого из нас, свою встречу с ним, — событием невыразимым.
Об этом — надо сказать: внятно; более того: об этом надо кричать.
6
Вот несколько лишь штрихов, оставшихся в воспоминании об общественной работе Штейнера лишь за первый год моей жизни при нем.
Застаю его в Кельне; он — только что из Гельсингфорса, где он прочел курс "ОБ ИЕРАРХИЯХ В СВЯЗИ С ЦАРСТВАМИ ПРИРОДЫ"[60], конечно же, как всегда, кроме курса: публичные лекции, эсотерические уроки, лекции для русских, приемы учеников, разрешение местных вопросов Гельсингфорсской группы; но так всегда: куда бы он ни приехал, — "ЭСОТЕРИЧЕСКИЕ ЧАСЫ", "ПУБЛИЧНЫЕ ЛЕКЦИИ", приемы, вхождение в жизнь посещаемой группы; то — сверх программы: позовут в "ЛОЖУ"; и — тотчас: "ПУБЛИЧНАЯ ЛЕКЦИЯ", "ЭСОТЕРИКА", распутывание узлов, в которые он живо врастал, реагируя на мелочи; об этом не стану упоминать; все то — "СВЕРХКОМПЛЕКТНО": от города к городу.
До Гельсингфорса был цикл лекций в Христиании: "ЧЕЛОВЕК В СВЕТЕ ОККУЛЬТИЗМА…"[61], до, зимою, — цикл "ОТ ИИСУСА КО ХРИСТУ"[62]; в Кельне: две лекции в ложе, публичная и, конечно же, "эсотерика". Что делал он с мая и до июня, — не знаю[63]; ряд дел с Адиаром: выяснение отношений к теософскому центру, к генеральным секретарям, к Безант[64], к Ледбитеру[65], к ордену "ВОСТОЧНОЙ ЗВЕЗДЫ"; подготовлялось формальное отделение от линии Безант[66]; недоразумения с германскими теософами: с Губбе — Шлейденом[67], с Лейпцигским центром; в Мюнхене были неприятности с общежитием "ФРУХТКОРБ", в которые он был втянут.
В Мюнхене (начало июня), с которого начинается моя жизнь при нем, — по две многочасовых репетиции "МИСТЕРИЙ" (его и сцены мистерии Шюре[68]); на всех репетициях он присутствовал, входя в подробности постановок; между репетициями — приемы; ночами работал над третьей мистерией, которую он писал: говорили, что ряд ночей — не ложился он спать; помимо всего чтение: на лекциях, которые скоро имели место, упоминались имена Франца Брентано[69], о подробностях психологии которого он говорил: ряды ссылок на только что вышедшее сочинение Ратенау; одну лекцию он почти целиком посвятил тогда не модному Ратенау, отмечая особенность его научной позиции (Ратенау загремел — после); кроме всего: он — готовил курс, следил за теософическими журналами, полемическими ссылками на которые сопровождался ряд деловых собраний (на Мюнхенском съезде уже). На съезде: курс: "ВЕЧНОСТЬ И МГНОВЕНИЕ"[70], кроме того, он читал на отдельные темы (для съехавшихся); открыл съезд, вел его и поднимал ряд вопросов, взывающих к острому решению; он не пропустил ни одной лекции, читанной сочленами; на генеральных репетициях "МИСТЕРИЙ" — он сам закалывал булавками складки костюмов, лично руководил рабочими при декорациях, вызывая их восторг; в промежуток — принял не менее… 300 членов.
