Эрнест Джонс - Жизнь и творения Зигмунда Фрейда
Один эпизод, который Фрейд должен был помнить из-за его тяжелых последствий, полностью выпал из его памяти. В возрасте двух лет он упал с табуретки, сильно ударившись нижней челюстью о край стола. Удар был настолько сильным, что потребовалось накладывать швы на сильно кровоточившую рану: шрам остался у него на всю жизнь.
Как раз перед этим произошло более важное событие — смерть его младшего брата. Фрейду было тогда год и семь месяцев, а маленькому Юлиусу только восемь месяцев. Появление на свет брата породило сильную ревность со стороны маленького Зигмунда к матери, которая до сих пор отдавала ему одному не только свою любовь, но и свое молоко. В письме Флиссу от 1897 года он признает наличие злобных желаний в отношении своего соперника и добавляет, что исполнение этих желаний в связи с его смертью возбудило упреки в собственный адрес — склонность, которая осталась у него с тех пор[10]. В том же письме он рассказывает, как между двумя и двумя с половиной годами было разбужено его либидо по отношению к матери, когда он однажды застал ее обнаженной. Итак, мы видим, что Фрейд рано столкнулся с великими проблемами рождения, любви и смерти.
Есть все основания полагать, что самой важной личностью после родителей в раннем детстве для Фрейда являлся его племянник Йон, который был на год старше его. Они были неразлучными товарищами по детским играм, однако имеются указания на то, что их общие игры носили не всегда безобидный характер. Иногда на смену чувству любви приходило чувство враждебности. Но, несомненно, эти первые чувства были глубоки и интенсивны, по крайней мере, со стороны Зигмунда. Позднее, касаясь своих детских идеалов — Ганнибала и маршала Массены, — он писал: «Быть может, развитие этого военного идеала можно проследить еще далее в глубь детства вплоть до желания, проявившегося благодаря полудружественным, полувраждебным отношениям между моим старшим товарищем и мною». Более сильный физически Йон слыл драчуном, но маленький Зигмунд старался ни в чем ему не уступать. Даже в зрелые годы хорошо знавшие его люди порой не подозревали, как в нем бушевали страсти, скрытые за сдержанной манерой поведения.
Критически исследуя свое детство, Фрейд неоднократно указывал на то, как амбивалентность по отношению к Иону обусловила развитие его характера. «До трех лет мы были с ним неразлучны, любили друг друга, и эта дружба оказала свое несомненное влияние — как мне пришлось уже раз упоминать — на все мои позднейшие отношения к сверстникам. Мой племянник Йон претерпел с тех пор много перевоплощений, которые воскрешали то ту, то другую сторону его существа, неизгладимо запечатлевшегося в моей бессознательной памяти. По всей вероятности, он нередко злоупотреблял нашей дружбой, а я со своей стороны тоже отваживался восставать против своего тирана…» Более того: «Близкий друг и ненавистный враг всегда были необходимыми объектами моего чувства; я бессознательно старался постоянно вновь находить себе их, и детский идеал нередко осуществлялся в такой даже мере, что друг и враг сливались в одном лице — понятно, не одновременно, как то было в период моего раннего детства».
Вскоре Зигмунд узнал, что его приятель, почти ровесник, является его племянником — сыном сводного брата Эммануила, и что он обращается к отцу Якобу как к деду. Несомненно, дядей должен был бы быть не он, а более старший и сильный мальчик. Фрейд, безусловно, обладал умственными способностями, однако запутанная природа семейных отношений дала сильный толчок для пробуждающегося ума, роста любопытства и интереса. С ранних лет он был вынужден решать запутанные и в высшей степени эмоционально значимые для него проблемы. Сложность этих проблем следует подчеркнуть особо, пытаясь представить себе их воздействие на духовное развитие ребенка.
Когда позднее Эммануил заметил ему, что их семья состоит из трех поколений, Фрейд нашел данное замечание проясняющим. Оно явно совпадало с его собственными детскими чувствами. Проблема семейных отношений возникла в его голове в связи с рождением первой сестры, Анны. Это произошло, когда ему только что минуло 2,5 года. Как и почему появился этот «захватчик», с которым придется снова делить горячую и принадлежащую только ему до сих пор любовь? Изменение фигуры матери говорило наблюдательному мальчику о скором прибавлении в семействе, но не объясняло, что явилось причиной этого. Вскоре после рождения сестры неожиданно исчезла няня Зигмунда. Он узнал позднее, что она была уличена в воровстве, но не знал, что его сводный брат Филипп настоял на том, чтобы ее арестовали[11] и посадили в тюрьму, где она провела десять месяцев. Имея основания подозревать Филиппа в причастности к ее исчезновению, он спросил его, что стало с няней, и получил шутливый, двусмысленный ответ: «Sie ist eingekastelt». Взрослый понял бы это как: «Ее посадили в тюрьму», но детский разум воспринял ту же фразу как: «Ее посадили в сундук». Данный эпизод связан с изумительным анализом явно непонятного воспоминания детства, который Фрейд осуществил 40 лет спустя. Он видел себя стоящим со слезами на глазах перед сундуком, дверцу которого Филипп держал открытой. Затем его мать, красивая и стройная (то есть не беременная), входит в комнату, по всей вероятности, возвращаясь с улицы. Поначалу он предполагал, что это воспоминание должно иметь отношение к некоторому поддразниванию его со стороны старшего брата, прерванному появлением матери. Однако психоаналитический разбор данного воспоминания представил ему совершенно иную картину исследуемого эпизода. Ему недоставало матери, которая, по-видимому, ушла на прогулку, и поэтому он с тревогой обратился к своему гадкому брату, засунувшему няню в сундук, умоляя его избавить от подобной участи мать. Брат открыл крышку сундука, успокаивая его и показывая, что матери там нет, после чего он начал плакать. Дальнейший анализ показал, что сундук являлся символом материнской утробы и что его тревожная просьба к брату касалась не только данного конкретного отсутствия матери, но и более важного вопроса: не был ли посажен внутрь этой сверхважной области еще один нежеланный брат. Филипп являлся тем, кто имел отношение к сажанию людей в «сундуки», и мальчик составил свою собственную фантазию о том, что мать и сводный брат, бывшие одного возраста, вместе сотрудничали в произведении на свет нежеланной Анны.
Данное переживание имело, по всей видимости, продолжительный эффект, так как Фрейд никогда не любил эту сестру. Но он явно смирился с подобными событиями, и следующее в их ряду вызвало к жизни нежную сторону его натуры; Роза стала его любимой сестрой вместе с Адольфиной (Дольфи), его второй любимой сестрой.