Игорь Соркин - Воздушный витязь
Крутень не обращает внимания на неудобства, которые испытывает обучаемый. На "Фармане IV" нет второй кабины. Находясь за спиной инструктора, нужно цепко держаться за распорки, чтобы не свалиться во время полета вниз. Из приборов — только показатель высоты. Тяжел, малоповоротлив "Фарман IV", во многом уступает "Ньюпору IV", на котором Евграф Николаевич летал с Нестеровым. Но ничего не поделаешь. Главное — полеты начались, и надо извлечь из них максимум пользы. А там постепенно можно будет перейти на лучшие самолеты, которые, безусловно, будут и в России.
— Выполняем левый разворот, — громко сообщает инструктор. И Евграф Николаевич опять наблюдает, как действует рулями и педалями опытный летчик в этот момент.
"Фарман" летит то по прямой, то делает развороты. Совершив несколько кругов над аэродромом, инструктор ведет аэроплан на посадку. Прочная тележка шасси с широко расставленными колесами мягко касается земли. Вот оно, летное искусство!
Поздним вечером 11 мая 1914 года над уже опустевшим Гатчинским аэродромом появляется самолет. Делает круг над летным полем и уверенно заходит на посадку. Дежурный по аэродрому офицер бежит к "ньюпору", зарулившему на стоянку. Пропеллер еще крутится на малых оборотах, а из задней кабины уже выпрыгивает какой-то человек в плотной рабочей куртке и картузе и тотчас принимается за осмотр аппарата Пилот пока находится в кабине.
— Кто вы такие? — строго спрашивает дежурный того, кто занимается осмотром самолета.
— Я механик Нелидов, — бодро отвечает он, — а летчик "ньюпора" — штабс-капитан Нестеров Петр Николаевич. Слыхали про такого?
— Нестеров?! Не может быть! — изумляется офицер.
— Именно так, — говорит пилот, вылезая из кабины и снимая очки. И улыбается усталой улыбкой.
Дежурный берет под козырек:
— С приездом, господин штабс-капитан. Узнал вас по фотографиям в газетах. Откуда прилетели?
— Из Киева.
— Из Киева? А когда вылетели?
— Сегодня вылетел, сегодня и прилетел сюда. Не верится?
— Просто сногсшибательно! — Дежурный офицер от изумления сдвигает фуражку набок. — Это сколько же верст будет?
— Тысячу с гаком.
Весть о прилете Нестерова быстро облетает школу. К самолету сбегаются инструкторы, обучающиеся. Подходит начальник школы полковник Ульянин. Он крепко жмет руку Нестерова, приветствуя его, заботливо спрашивает:
— Наверное, сильно устали? Путь-то был нелегким.
— Признаться, трудновато приходилось.
— Пожалуйте, господин штабс-капитан, к нам в гости. Накормим вас, отдохнете. А завтра в вашу честь устроим прием в офицерском собрании.
— Никаких приемов не надо, — отрицательно машет рукой Петр Николаевич. — А закусить не мешало бы. Чертовски проголодались мы с Нелидовым.
…На следующий день в офицерском собрании — почти весь состав военной авиационной школы. Нестеров замечает среди офицеров поручика Крутеня, подходит к нему, приветливо улыбается:
— Евграф Николаевич! Здравствуйте. Как у вас дела? Летаете?
— Понемногу подлетываю, — отвечает смущенный поручик. — Главным образом за спиной инструктора.
— Не жалеете, что расстались с артиллерией и шли в авиацию?
— Нисколько!
В офицерском собрании Нестеров рассказал о своем перелете Киев — Гатчина, тщательно им продуманном и организованном. На "ньюпор" был поставлен дополнительный бак для горючего, в пунктах маршрута Старо-Быхов, Городок и Дно заранее приготовили расчетное количество бензина и касторового масла. В 3 часа 30 минут 11 мая Нестеров и Нелидов покинули Киевский аэродром. Попутный ветер увеличивал скорость полета. Правда, сильная болтанка заставила приземлиться в Чернигове. Переждав немного, продолжили путь… В 21 час 30 минут Нестеров посадил аппарат на Гатчинском военном аэродроме, завершив еще один рекордный полет.
Внимательно слушая его, Крутень подумал: вот человек, который прокладывает новые пути, без таких людей немыслим прогресс!
Приезд Нестерова взбудоражил. Нет, не случайна эта новая встреча, словно посланная ему, Крутеню, самой судьбой, чтобы еще больше укрепить в своих стремлениях стать не просто летчиком, а тоже творцом нового. Он понимает, что все зависит от него самого, от его сил, упорства, настойчивости. Всего этого у него в избытке. Он верит в себя, в свои возможности и с нетерпением ждет заветного часа.
…Пришел день первого самостоятельного полета. Инструктор Кованько испытующе смотрит на Крутеня, удивляется спокойному, сосредоточенному лицу Евграфа Николаевича, не находя присущих новичкам примет волнения перед серьезным испытанием.
— Два круга над аэродромом — и на посадку, высота пятьсот метров, — дает указание Кованько. — И ничего сверх этого, никаких вольностей. Понятно?
— Понятно. — В голосе Крутеня, надевающего шлем и — пилотские очки, торжество.
— Ни пуха ни пера, — улыбается инструктор, жестом разрешая взлет.
— К черту, — произносит ученик, но его слова заглушает треск мотора.
"Фарман" бежит по полю аэродрома. Евграф Николаевич плавно тянет ручку управления на себя, и самолет отрывается от земли, уходит в высоту. В голове поручика четко запечатлены необходимые действия в воздухе, и теперь он методически выполняет их. Первый разворот. Снова полет по прямой. И тут ошеломляет мысль: ведь он впервые самостоятельно ведет "фарман", сидит на пилотском сиденье. Свершилось намеченное, долгожданное, свершилось! Но Евграф не дает прорваться чувству восторга. Сосредоточенность и еще раз сосредоточенность! Надо внимательно следить за работой мотора, пилотировать аппарат. Разворот, еще разворот с глубоким креном, как учили Руднев и Кованько. Спасибо им. Как будто все идет нормально, машина слушается его.
Второй круг над аэродромом. Уже увереннее. До чего же хороша жизнь!..
Крутень ведет самолет на посадку. Посадка, конечно, не ахти какая — аэроплан подпрыгивает, как резвый козел, но тут же волею летчика умеряет свой "пыл" и катится по аэродрому, гася скорость.
С каждым днем поручик Крутень летает все лучше. Но в душе опять появляется неудовлетворенность. Он не научился высшему пилотажу! Здесь этому не учат, потому что на таких старых аппаратах, как "Фарман IV", высший пилотаж невозможен.
Совсем недавно Евграф Николаевич познакомился с прибывшим в авиационную школу для переучивания вольноопределяющимся Алексеем Шиуковым. Молодой симпатичный брюнет, с какими-то зачарованными черными глазами, приятной улыбкой, грузинским акцентом и неукротимой жаждой полетов. Они быстро нашли общий язык. Выяснилось, что Алексей, еще будучи зеленым гимназистом, построил балансирный планер — видоизмененный тип планера Шанюта. Первая попытка летать на нем окончилась неудачей. Но это не смутило юношу, он отремонтировал свой летательный аппарат и совершил ряд полетов с горы в Тифлисе. В 1909 году Шиуков построил новый планер-биплан.
