Павел Федоров - В Августовских лесах
Усов быстро вскинул на хозяйку голубые глаза и доверчиво улыбнулся. Это вышло у него непосредственно и забавно, но заставило Клавдию Федоровну прищурить и опустить глаза.
- Вы шутите, товарищ лейтенант! Вам это совсем ни к чему, запинаясь, торопливо проговорила Стася, чувствуя, что глаза начальника заставы становились все пытливее и зорче, а улыбка, не сходящая с его строгого красивого лица, требовала определенного ответа.
Спрятав дрожащие руки под темную кашемировую кофточку, Стася несколько раз подряд ущипнула себя за бок, поморщилась и плотно закусила губы.
Олесь мысленно призывал на помощь господа бога и одновременно посылал Сукальского, вмешавшего его, скромного человека, в "большую политику", к дьяволу.
Муж и жена, не глядя друг на друга и как будто забыв про гостей, мрачно и растерянно опустив головы, молчали.
Попрощавшись, гости быстро вышли.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Иван Магницкий сидел в большом плодовом саду Михальских на сваленных под ветвистой яблоней сосновых бревнах, вдыхая свежий, любимый им с детства запах смолы, и выслушивал путаные объяснения Юзефа. Кривя длинное морщинистое лицо, изрядно выпивший перед этим самогонки, Михальский говорил:
- Ежели ты теперь новая власть, то можешь мне, Юзефу Михальскому, которого знают добрые люди от Познани до Варшавы, говорить, что я украл у твоей власти лес? Выходит, Юзеф, у которого душа почище вот этой смолы, вор?
- Это скажет народный суд, - упрямо и настойчиво твердил Магницкий.
- Ага, значит, говоришь - народный! Ну, а лес тоже народный! Ведь так же говорят Советы?
- Так говорят Советы. Ну и что же?
- Так что мне может сказать твой суд, коли лес принадлежит народу?
- Суд охраняет народное добро, а ты украл у народа лес. Тебя надо судить.
- Ха-ха! За что же меня судить, когда я сам есть народ... Как же я могу украсть сам у себя?
- Народ - это все государство, а ты созорничал один! Вспомни, когда ты был старостой при панской власти, много ты разрешал рубить лес для наших крестьянских хат? Ну-ка, скажи!
- Какой ты чудак, Иван! Сколько тогда было народного леса? Шиш! Тогда почти весь лес принадлежал пану Гурскому. Это была собственность! Не надо путать собаку с кошкой... А теперь это собственность народа, значит, и моя! Так говорят Советы, а при чем тут я, Юзеф Михальский?
Магницкому надоели дурашливые увертки Юзефа и весь этот замысловатый разговор, сопровождаемый всякого рода ужимками, пьяными гримасами и жестами.
- Ты, Юзеф, похож на того старого монаха, который, напившись бражки, нагрешил, напакостил и обвинил во всем бондаря, смастерившего бочонок. Если бы не было бочонка, то не в чем было бы квасить брагу... Не юли, я тебе не бондарь и не бочонок, в который ты можешь вылить свои помои. Лес придется отвезти в сельсовет и добровольно уплатить штраф. А то еще хуже будет.
- А вот это видел?! - злобно крикнул Михальский и показал Ивану дулю.
Магницкий медленно встал с бревна, гневно уставившись на Михальского, отбросил цигарку в сторону.
- Озорничать ты можешь, Юзеф. Чтобы боднуть козленку вола, ума много не надо. Но себя бодать я тебе не дам! И оскорблять Советскую власть не позволю! Не ты и не твой сын ее завоевали! Она дорого стоит! Ты вот кричишь: все народное, а сам тащишь народное добро и прячешь у себя в саду. Спросил ты на это разрешение у народа?
- Не у тебя ли спрашивать? Тоже комиссар! Бревно ты, а не комиссар! В лесу вырос, всю жизнь, как голодный медведь, лапу сосал, а теперь дали тебе волю!..
Взбешенный, полупьяный Михальский, не помня себя, как камни, с презрением и ненавистью швырял в лицо Магницкого эти слова.
- Комиссары... Да ты знаешь, скоро твоих комиссаров в Августовских лесах вешать будут! Ты тоже попадешь вместе с ними, если не одумаешься!
- Погоди, погоди, что ты говоришь?
Но Юзеф Михальский, казалось, ничего не слышал и с клокотавшей в горле злобой продолжал:
- Тысячами глоток на тебя орать будут! Каленым железом будут того жечь, кто не перестанет притеснять нас, коренных поляков! А ты белорус, в тебе нет чистой польской крови, потому ты и против нас! Смотри, Магницкий, народ недоволен тобой. Скоро твои начальники не смогут за тебя заступиться...
- Почему ты так думаешь?
- Только я смогу за тебя заступиться... - не отвечая, продолжал Михальский. - Скоро все изменится...
Неизвестно, какие еще мысли высказал бы Михальский, если бы в это время не раздался собачий лай и в кустах не показался какой-то человек.
Магницкий и Михальский повернули головы. Нервно теребя в руках измятую шляпу, перед ними стоял Сукальский.
Пробираясь по саду от Олеся Седлецкого, он услышал голоса и, спрятавшись в кустах, подслушал весь разговор. Его поразили грубые и откровенные выкрики несдержанного Михальского. Они были опасны не только для Юзефа. Захотелось выскочить из кустов и зажать рот этому дураку Михальскому, но он боялся показаться на глаза Магницкому. Однако покинуть свое убежище его вынудила огромная собака Владислава. Почуяв чужого человека, она с громким лаем бросилась в кусты и, злобно зарычав, остановилась в двух шагах.
- Я вам не помешал, добрые хозяева? - спросил Сукальский и, повернув голову к Михальскому, так свирепо на него посмотрел, что тот обмяк и съежился.
Иван Магницкий, оглядев незнакомца с ног до головы, вытащил из кармана коробку с табаком, стал крутить цигарку. Усиленно работавшая в голове мысль неожиданно подсказала, что появление этого человека и угроза Михальского имеют какую-то внутреннюю связь. Иван Магницкий насторожился и решил выждать, что же будет дальше. По выступившим на щеках незнакомца розовым пятнам он видел, что скуластое волевое лицо его искажено не страхом перед собакой, а злобой на Юзефа, которого он, очевидно, видел не первый раз.
Сукальский без труда угадал мысли Магницкого. Он имел о нем достаточные сведения и поэтому, решив не дать ему опомниться, напал первым.
- Мне известно, гражданин Магницкий, что вы являетесь председателем сельсовета. Все, что говорил вам этот гражданин, - небрежно показывая пальцем, продолжал Сукальский, - я слышал. Как официальное лицо, вы обязаны сообщить этот разговор властям. Если меня вызовут, я могу подтвердить. Я, как вновь прибывшее лицо, недавно регистрировался в милиции, имею там знакомых...
Юзеф Михальский, сжимая в кулак растрепавшуюся бороденку, вытаращив глаза, поднимал голову все выше и выше, невольно подчиняясь этому жесткому скрипящему голосу. Он с ужасом почувствовал, что Сукальский говорит то, что может случиться на самом деле.
Сбитый с толку, Магницкий, выжидательно посматривая на незнакомца, курил.
- Пан Сукальский, - огорошенный его словами, начал было Михальский, но Сукальский, махнув рукой, властно его оборвал:
