Майкл Бар-Зохар - Бен Гурион
Когда иммигранты второй Алии (а в их числе были Давид с товарищами) приехали в Палестину, они встретили жадных фермеров, позабывших все сионистские идеалы и не скрывавших своего презрения к вновь прибывшим голодранцам, чьи глаза еще светились надеждой. Как и арабам из соседних деревень, им было велено собираться каждое утро в центре поселка, где фермеры вместе с бригадирами осматривали каждого кандидата с целью определить его выносливость, а затем решали, кого из них взять на работу. Если кому-то везло и его брали на целый день, то он точно знал, что до поздней ночи ему придется соревноваться в работе с арабами и что только результат этого соревнования определит его завтрашнюю судьбу. Задача усложнялась тем, что арабы были привычны к климату и полевым работам. Таким было первое испытание иммигрантов, прибывших на землю Израилеву. В этих условиях их девиз — «Победа труда» — приобретал очевидный вкус горечи.
Пройдя через все унижения поденного труда, молодой Грин взбунтовался. Классовое сознание, выработанное за годы пребывания в оккупированной русскими Польше, объединяется с сионистским идеалом, и он восстает против еврейских землевладельцев. Некоторые полагают, что выбор жизненного пути Давида определился двумя протестами: первый — против условий жизни евреев в диаспоре, который и привел его в Палестину, второй — против еврейских «феодалов» из долин Иудеи, сформировавший его социалистические убеждения. Вот почему нет ничего удивительного в том, что и в Палестине он остается таким же активным участником движения «Поалей-Цион», каким был в Польше.
«Поалей-Цион» и «Гапоэль Гацаир» («Молодой рабочий») были первыми сионистскими рабочими партиями в Палестине. Сойдя с корабля на берег, иммигрант сталкивался с непримиримой враждебностью. Еще в порту Яффы к Давиду подошел какой-то рабочий и стал весьма настойчиво задавать вопросы о его отношении к историческому материализму. «Это был мой первый день в стране, куда я прибыл на крыльях радости; но этот парень настолько извел меня своими нападками на исторический материализм и прочим аналогичным вздором, что, потеряв терпение, я воскликнул: «Что вам от меня надо?», но он, не ответив, так и не оставил меня в покое».
Эти политические течения разделяла огромная пропасть. Грин просто поражен этому, поскольку еще по Плоньску знает четырех из девяти «отцов-основателей» «Гапоэль Гацаир» в Палестине. Он был убежден в полном отсутствии доказательств существования двух этих политических партий. Накануне своего отъезда на Землю Обетованную он сказал Шломо Земаху, сообщившему ему о создании «Гапоэль Гацаир»: «Я член движения «Поалей-Цион». Между нами нет противоречий. Мы все боремся за право говорить на иврите и за права еврейских трудящихся». Оба решили сделать все возможное для объединения двух партий. Однако «едва мы прибыли в Палестину, то ли под влиянием товарищей, то ли от смены климата Шломо вновь вернулся к этой мысли. Но это уже было не для меня».
Не перемена климата делала невозможным объединение двух политических партий, а глубокие идейные противоречия, которые разводили их в разные стороны. Под сильным влиянием русской революционной мысли «Поалей-Цион» переживает период становления в партию марксистского типа, постепенно отодвигая на второй план чисто сионистскую программу. Приехав в Палестину, выходцы из Плоньска — настоящие сионисты, говорящие на иврите и глубоко ушедшие своими корнями в древние традиции, — стали менять свою точку зрения в пользу «Гапоэль Гацаир», члены которой, не будучи марксистами, участвовали в движении за принятие закона об иврите, за возвращение к Сиону и воплощение идеалов сионизма.
В Палестине Грину становятся более близки идеи «Гапоэль Гацаир», чем «Поалей-Цион». Это ярый сионист, убежденный гебраист, для которого возврат к Сиону гораздо важнее, чем любая политическая и общественная идеология. Однако, как он сам подтверждает, он обладает сильным классовым сознанием и восхищается революционным духом России 1905 года. Он верит в принципы социализма, но его социализм более прагматичен, гибок и направлен на достижение национальных и сионистских целей. Для него в основе как сионизма, так и социализма лежит одна общая доктрина со следующими основными положениями: рабочий класс является ударной силой возрождения еврейской национальной идеи, которое может быть достигнуто только при полной победе труда на земле Израилевой. Господство национальных и политических целей над идеями социализма и партии станет той непоколебимой основой, на которой Бен-Гурион будет строить свою политику.
В 1906 году в Палестине «Поалей-Цион» проводит свой первый конгресс, участники которого избирают Центральный комитет из пяти человек, в число которых входит и Давид Грин. Тайным голосованием они назначают специальную комиссию из десяти человек для выработки программы. Они все еще жили по русским законам, когда все собрания подпольных социалистических партий проходили в обстановке строжайшей секретности. И хотя в Палестине бояться было нечего, сходки их, по русской традиции, проходили на конспиративной квартире — маленькой, без окон комнатке в старом караван-сарае Рамлеха. Два дня и три ночи, распростершись кто на каменном полу, кто на камышовых циновках, они долго и жарко спорили до тех пор, пока не выработали «Рамлехскую программу».
Эта программа ничем не напоминает Коммунистический Манифест с добавлением нескольких сионистских идей. Это яркий пример полного незнания авторами экономического и социального положения Палестины и их удаления от сионизма — тем более, что это слово даже не упомянуто в тексте! Свою первую победу сионисты одержали на следующем заседании конгресса, который принял резолюцию: «Партия стремится к установлению политической независимости еврейского народа в этой стране».
Впервые «Поалей-Цион» поставил перед собой конкретную задачу: создание еврейского государства. Это стало началом революции. Долгие годы политическое движение Давида Грина оставалось в меньшинстве, ему никак не удавалось заставить считать иврит официальным языком политических дискуссий и партийных публикаций. Возможно, именно этот факт и стал причиной пассивности Грина. Несмотря на то, что он является членом Центрального комитета и по поручению партии проводит начало 1907 года в Яффе, работа в аппарате его не привлекает. Он предпочитает возделывать землю.
Зима 1906–1907 года выдалась суровой. Десятки лет Палестина не знала такой стужи. Начало зимы Грин провел в Яффе, затем вернулся в Петах-Тикву. У него нет теплой одежды, сапоги, которые ему переслал отец, малы, но он работает на сборе апельсинов, считая этот труд невероятно легким. Весной он отправляется в Кфар-Цабу, новое поселение в двух часах ходьбы от Петах-Тиквы, а через несколько недель оказывается в Ришон-ле-Ционе, где работает в винных погребах. В длинном фартуке и закатанных до колен брюках он давит виноград. Однажды он вызвал на соревнование другого рабочего и победил, три дня и три ночи без передышки давя виноград. После такого подвига он несколько лет не притрагивался к вину.
