Оливер Харрис - Письма Уильяма Берроуза
Публикация «Голого завтрака» стала вехой, концом эпохи «грязи и поражений», вслед за которыми пришел успех. «Претерпев миллион падений и неудач, назад я не собираюсь», — писал Берроуз. Однако наш сборник этим не заканчивается, потому что всего через несколько месяцев Берроуз забудет старые связи, приведшие его в Париж, открыв новые, которые продержат его во Франции до 1959-го. Началась новая большая дружба, равная той, которую Берроуз оставил в предыдущем десятилетии, а заодно и новая форма терапии, долговременное сотрудничество с профессиональным психоаналитиком. Начало обоих знакомств совпало с переломным моментом в творчестве писателя. Берроуз одним плавным движением закрыл страницу своего прошлого и начал новую книгу.
В финальном послании Гинзбергу он пишет о создании «нового метода письма» — «нарезок», которые станут прототипом для целого ряда способов творчества, и Берроуз потратит на его активное изучение следующее десятилетие. В этом томе мы не станем раскрывать практического применения «нарезок», однако ключевой элемент их происхождения, обычно игнорируемый, здесь раскрыт. Когда Брайон Гайсин показал пробную «нарезку» Берроузу, он имел на то две причины: «Я-то думал, он разразится диким хохотом, как и я. Однако Билл снял очки, проглядел текст внимательней и выдал: «Брайон, ты создал прелюбопытную вещь» […] В моей пробной «нарезке» он отыскал нечто чрезвычайно для себя важное» [18].
Причина первая: Берроуз восхищался познаниями и опытом Гайсина. Тот изучал японскую и арабскую каллиграфию, присутствовал при создании военных фротажей Макса Эрнста, а в 1935-м Андре Бретон изгнал Гайсина из сообщества сюрреалистов. Гайсин был хорошо знаком с историей движений художников, использующих в работе несколько видов искусств, и с техниками таких парижских мэтров, как Марсель Дюшамп, Мэн Рей, Анри Мишо, Бенжамин Пере и Тристан Цара — с ними Берроуз (вместе с Гинзбергом и Корсо) познакомился в июне 1958-го. В Танжере у Берроуза и Гайсина общего нашлось мало, однако в Париже Гайсин открыл целую художественную среду, которую Берроуз знал весьма поверхностно. Общение с Гайсином — не говоря уже о методах дадаистов и сюрреалистов — в письмах не упоминается, но все равно заметно, как сильно повлияло изобразительное искусство Гайсина на Берроуза. Он ведь даже решил попробовать силы в рисунке. Как художник, Берроуз станет известен только через тридцать лет, хотя для первого издания «Голого завтрака» обложку нарисует сам. В апреле 1959-го Берроуз уверял, что его рисунки «определенно живые», а в мае советовал «накуриться», и тогда «смысл рисунков проявится сам собой». Это вновь напоминает о чувстве родства с Клее и его визионерскими работами и вытекающем из этого мозаичном построении подборки из писем. И все же, как бы ни желал Берроуз открыть для себя новый вид искусства, он не мог творить кистью Гайсина. Однако, вооружившись ножницами, он рискнул применить к своим текстам метод работы с графическим материалом.
Причина вторая: Гайсин не просто повлиял на открытие Берроузом нового метода работы, но и помог раскрыть его терапевтический эффект. Изначально метод «нарезок» у Берроуза относился напрямую к «науке об умственном здоровье» Рона Хаббарда, так называемой сайентологии — кардинально простому, если не сказать примитивному учению, которое, тем не менее, поставило крест на дальнейшем лечении у психоаналитика, приносившем очевидные плоды. Дианетика Хаббарда природу имела механистическую и потому позволила Берроузу развить новый метод, совместивший в себе художественный, терапевтический и научный уровни предыдущих работ. Прежде всего, дианетика предлагала самодостаточность. Следующей книгой Берроуза стал написанный в соавторстве памфлет «Уходящие минуты», который продвигал метод «нарезок» в качестве лекарства, средства творческого развития. Предлагался простой путь, как превратить пациентов во врачей, читателей — в писателей. «Сделай сам!» — призывал Берроуз.
Внезапное совмещение художественного и терапевтического направлений, выведенных из наработок Гайсина, должно было, по идее, отдалить Гинзберга от Берроуза. «Принципы этого метода объяснять тебе не стану, — пишет Берроуз, — пока ты не пройдешь обучения». Однако последние два письма дают понять: новые пути в творчестве сопровождались более глубоким, личностным отчуждением.
«Автобиографическая» заметка в предпоследнем письме предваряется ремаркой, будто бы Гинзберг стал путать Берроуза «с человеком, которого больше на свете-то нет». Берроуз начинает ее с отрицания своей прошлой жизни: «Прошлого у меня нет […] Помните?» — спрашивает он и сам же отвечает в манере писца Бартлби: «Я же хочу забыть». Отражая суть «его» биографической заметки, последнее письмо написано «нелично» Гинзбергу: «На вышесказанное внимания не обращай», — говорит Берроуз. Спустя столько лет, наполненных не просто желанием, а реальными попытками обрести аудиторию, Берроуз направляет энергию своих последних писем в сторону, противоположную предыдущим творческим усилиям, принимается нападать на всякий носитель письменного текста и отвергает самого близкого читателя как раз в момент «смерти автора», которая никогда еще не проявлялась столь буквально.
В последний раз, когда Берроуз составлял «автобиографическую заметку» — в апреле 1952-го, — он подписал ее новообретенным псевдонимом и глубоко личным признанием Гинзбергу: «Океан любви тебе от Вилли Ли — торчащего пейсателя Билла». Семь лет, начиная с 1945-го, Берроуз с Гинзбергом переписывались, сближаясь и сближаясь. И могли бы сблизиться еще больше. Следующие семь лет Берроуз подписывался одним и тем же безличным именем, заключающим «нарезанную» «биографическую экзегезу» от третьего лица. Ею же он заканчивает свое последнее в этом томе письмо к Гинзбергу. Автобиографическая, эпистолярная и творческая линии сходятся. Цикл писем, их круг замыкается.
Оливер Харрис, Англия, Оксфордшир Август 1991 г.
1945
Штат Миссури, Клейтон, Саут-Прайс-роуд, 700 [19]
24 июля 1945 г.
Дорогой Аллен!
Я только вернулся из деловой поездки в Чикаго и получил твою открытку. Очень приятно, спасибо.
Твое начальство, похоже, решило, что может проявить к тебе снисходительность. Или же посчитало, будто неправилен ты аж на физическом уровне [20].
Теперь скажи: где ты брал К. [21]? Мои запасы крайне скудны.
С работой в торговом флоте задержек все больше: требуют еще документ — заключение армейской медкомиссии, а его надо запрашивать в Центре хранения дел уволенных в запас, это в Северной Каролине. Quelle Blaguealors. [22] Посылаю через тебя письмо Джеку [Керуаку] — он же не додумался указать на конверте свой обратный адрес [23].
