Коллектив авторов - Как мы пережили войну. Народные истории
Его замечание загнало меня в тупик, потому как я не рассказал и о половине бедствий и лишений, выпавших на нашу долю.
Разве можно передать постоянное чувство голода и холода, когда день за днем лежишь под теплым одеялом в пальто, ушанке и варежках и мечтаешь о хлебе, и никаких других желаний не испытываешь. Мама строго наказывала:
– Ребятки, будем каждый час по маленькому кусочку хлеба, чтобы…
Тогда я смотрел только на часы. Однажды, когда мама с братом ушли на кухню пилить мебель для «буржуйки», я не выдержал. Выбравшись из «логова», я залез на пианино и перевел часы минут на 20. Родные вернулись, и я тут же указал на часы. Мама заплакала от жалости ко мне, но кусочек хлеба я получил.
Голод – это страшное состояние, а если он длиться месяцами, годами, то человек только о еде думает или сходит с ума. Мы могли погибнуть от бомбежек, артобстрелов, в завалах, но вспоминаем те моменты, когда удавалось покушать. Нас не поражали трупы на улицах, но я запомнил первый в жизни апельсин, который выдали в школе (помощь США). Но вот еще эпизод, оставшийся в памяти навсегда. В солнечный сентябрьский день мы с приятелем возвращались из школы. В тишине, нарушаемой только чириканьем воробьев, с неба раздался угрожающий свист, и в сотне метров от нас в парикмахерскую попал снаряд. Взрывной волной вынесло все наружу. Картина не для слабонервных, но не редкая для Питера тех лет!
Голод приносит страдания, но и доводит до сумасшествия: соседка Нина отправлялась за пайкой хлеба и съедала ее по дороге домой. Уже в коридоре она кричала, что хлеб у нее отобрали. Ее трехлетняя дочь быстро угасла.
Я тоже всю жизнь ношу на совести рубец. До войны мама ежедневно говорила мне:
– Скушай яблочко – будешь здоровым и сильным!
Я послушно откусывал кусочек, а остальное отправлял за буфет, под батарею водяного отопления. Когда началась голодуха, я вспомнил о «сухофруктах» и забравшись (до сих пор не понимаю как) в тайник, стал ежедневно съедать по огрызку. Стыдно потому, что я не сказал никому об объедках.
Но не только голод и холод были убийцами ленинградцев. Фашисты методично вели обстрелы города из дальнобойных орудий. Наши окна выходили на Мальцевский рынок, и любое попадание в него выбивало стекла взрывной волной. Сначала мы вставляли новые, но скоро и те кончились, и окна были забиты фанерой. Наступила темнота. Связь с внешним миром ограничивалась только радиорепродуктором. Рано утром звучал голос диктора: «От Советского информбюро. На Первом Белорусском фронте фашистские войска, неся громадные потери, продолжили наступление и овладели городами… Наши части отступили на заранее подготовленные позиции…» Потом Леонид Утесов пел: «Ведь ты моряк, Мишка, а это значит, // Что не страшны тебе ни горе, ни беда…» И включался метроном.
Вы можете представить себя лежащим в темноте и слушающим, как уходят секунды, минуты, часы вашей жизни?
Но подобный покой часто прерывался сигналом «Воздушная тревога». Под звуки завывающей сирены старшие спускались в бомбоубежище и располагались на цементном полу. Подростки бежали на чердаки, чтобы обезвреживать «зажигалки». Эти походы происходили по несколько раз в день. Артобстрелы были значительно неприятнее. Они начинались всегда неожиданно и наносили громадный ущерб.
Летом 1942 года мой брат с приятелем пошли в кинотеатр. Посмотрев фильм, публика потянулась на выход. Когда первые ряды уже вышли на улицу, в трамвай, стоявший напротив, попали два снаряда. Публика была буквально скошена осколками. Задние ряды, испуганные взрывами, кинулись к выходу, сбивая и топча впереди идущих. Брат рассказывал:
– Нас с Геной сбили с ног, и мы на четвереньках пробирались на улицу среди трупов и луж крови.
Зато, сколько радости доставил нам сбитый фашистский бомбардировщик, упавший на ограду Таврического сада. К сожалению, подобных радостей было мало, а вот истощенные женщины с покойниками на саночках попадались постоянно. Блокада!
Тогда же мы мечтали о победе в этой кровавой войне. Я даже представлял неслыханный праздник в День Победы! Мы ненавидели фашистов, а когда в 1944 году возле нашей школы пленные немцы стали прокладывать трубы, мы жалели их и делились своими скудными завтраками. Вот и пойми русскую (детскую) душу.
И Победа пришла! Мама раздобыла для меня и брата два брикета мороженого. Так что я знаю вкус Победы!
* * *Мои сверстники не участвовали в военных действиях Великой Отечественной войны, но оккупацию, концлагеря, блокаду (в Ленинграде) и даже голодные годы в эвакуации, мы хлебнули полной мерой. Я с ностальгическим трепетом смотрю фильмы о Второй мировой войне и с каждым годом убеждаюсь, что для разных стран-участниц, война имела свой «цвет», свою меру потерь, крови и последствий.
Я помню, как в 42 году мама негромко говорила Долику (мой старший брат):
– Алик наш умирает. Уже ручки распухли…
Олег Яцкевич (справа) с братом
В замечательном фильме «Мост Ватерлоо» возлюбленные – офицер (Р. Тейлор) и балерина (Вивьен Ли) – обсуждают на улице разбомбленного Лондона, в какой ресторан (клуб) пойти поужинать.
Тем горше стало, когда прочитал в газете «Аргументы и факты» № 8 (февраль 2005 года) воспоминания дважды Героя Советского Союза, летчика В. И. Попкова:
«…мы и попали под горячую руку маршала Жукова, который считал, что за безраздельное господство немцев в воздухе должны отвечать мы – семь несчастных летчиков. Жуков настойчиво требовал, чтобы Зайцев расстрелял нас лично. На что наш командир отвечал: „Я своих не расстреливаю! Их и так все меньше с неба возвращается. А стреляю я только по немцам…“ Жуков окончательно вышел из себя, и его люди на наших глазах расстреляли несколько офицеров, чей неприглядный вид вызвал у него отвращение».
Войну мы выиграли, и памятники маршалу Г. К. Жукову заслуженно стоят во многих городах бывшего СССР. Вот только трудно представить количество слез, пролитое родными и близкими тех офицеров, чей «неприглядный вид»…
Я – малолетний участник блокады Ленинграда – в годы войны насмотрелся на трупы людей, сраженных голодом, артобстрелами и бомбежками. До сих пор ненавижу расхожую фразу тех времен: «Война все спишет». Помню рыдания моих близких, когда семья узнала, что мой дядя Володя погиб в советском лагере, куда он был доставлен из фашистского концлагеря после окончания ВОВ.
* * *Много лет спустя я познакомился с сослуживцем – Винокуровым (запамятовал его имя и отчество), который лишился на войне руки и ноги. При этом он вдохновенно работал на скромном посту в конструкторском отделе и что, может быть, главное, оставался по жизни доброжелательным, веселым человеком. А как он радовался, когда спустя 25 лет после окончания войны родное государство одарило его механической коляской (или «Запорожцем», что равнозначно по своей убогости) для передвижения.
