Елена Погребижская - Исповедь четырех
Ирина декоративная правая рука, которая и так была тряпочная, стала сохнуть. Не вдаваясь в медицинские детали, скажу, что поскольку ткани не получали питания и нужных импульсов, они стали уменьшатся в размерах. Ира и сама в тот момент стала уж совсем прозрачной. 45 килограммов живого веса. Самые узенькие черные брюки из ее гардероба нужно было подкалывать булавками для выхода в люди.
Соседка по палате тем не менее мечтательно говорила Ирине: «Ирка, как я тебе завидую! Ехала на белом „Мерседесе“, врезалась в „Крайслер“. Это я понимаю! А я? На даче вышла на крыльцо, поскользнулась на банановой корке — бац! И тройной перелом».
Самыми главными словами того периода была фраза «нет положительной динамики». Именно это каждый раз говорили врачи после осмотра и качали головами.
Я: А что они прогнозировали?
Ирина: А ничего не прогнозировали. Они собирались меня выкинуть из больницы в реабилитационный центр Голубое — это такое место под Зеленоградом. Туда они безнадежных списывают. Я случайно услышала разговор двух докторов. Типа, а как Петров, да, типа, без вариантов — в Голубое. И когда мой лечащий врач мне сказал про это Голубое — я поняла, что я так и сгнию в этом Голубом. Буду ходить на лечебную физкультуру, которая мне ни хера не помогает.
Глава седьмая
Дырка в заборе
И тогда Ира сбежала из больницы через дырку в заборе. У нее появилась надежда на чудо. Чудо звали Асмик.
Ирина: А у меня как раз накануне было очередное обследование в Бурденко. Там была аппаратура. И мне выдали заключение, где было написано: положительная динамика отсутствует. И там была тетенька лаборантка, я спрашиваю, а что ж мне теперь делать? Она говорит: молиться, надеяться на чудо.
Я буквально последовала ее совету и стала молиться и надеяться на чудо.
Тогда на российском канале шла такая передача «Козырная дама». Ира говорит, что редакторы это самой передачи — ее ангелы. Они собирались снимать про Богушевскую, выигравшую конкурс Миронова, телепрограмму. И еще в плане стояла передача про народную целительницу Асмик. Редакторы позвонили родителям, те сказали, что Ира в больнице. Когда «ангелы» разговорились с Ирой в палате, их осенило, мол, мы как раз про тетку снимаем, которая вылечивает безнадежные случаи, мы с ней поговорим — она тебе поможет. Асмик Саркисян оказалась не бабушкой в комнате с мышиными хвостиками, что лечит заговорами, а достаточно молодой женщиной. К тому же по профессии она врач, традиционный медик. За несколько лет до этой встречи Асмик тоже попала в аварию, пролежала в коме и ее, что называется, собирали по кусочкам, делали несколько операций. После этого поняла, что может диагностировать заболевания таким особенным образом, как будто открылся доступ к какой-то информации о человеке, «каким-то файлам», как назвала это Ира. Она осмотрела Иру и сказала, что кости в том месте, где была гематома, неправильно срослись. Они встали буквой «икс» и зажали нервы в середине этой буквы. Асмик сказала, что плечо починит. Дело было в обычной московской квартире. Асмик обмотала больную руку каким-то вонючим бараньим жиром и начала вправлять. «Больно ли было?» — спрашиваю Иру. «Уже не знаю, — ответила она, — у меня тогда понятие о боли стерлось». И случилось пока еще маленькое чудо: у Иры зашевелился средний палец. Асмик сказала, что плечо она Ирине вправила, но за локоть не возьмется. «Локоть мы поедем чинить в Армению», — добавила она. И они поехали в деревню Базмаберд, к дедушке, старенькому хирургу, у которого Асмик училась в институте. Дедушка взял Ирины рентгеновские снимки и стал их долго изучать на просвет. Потом подошел, взялся за руку и… Ира от боли потеряла сознание. Когда она пришла в себя, пальцы шевелились. И доктор подносит очумевшей Ире рюмку чачи. Ира не вполне здесь.
Ирина: Это картина такая чудесная — деревня Базмаберд. В Ереване тогда еще была зима, там была война, блокада, была война тогда Карабахская. И такой туман — свинцовый колпак висел над городом. И мы там две недели прожили под этим колпаком. Пока мы искали бензин, машину. И вдруг мы выползли в горы, я солнце увидела первый раз за две недели. И тут такая армянская деревня. Овцы ходят по улице, и такие огромные здоровенные каменные домищи. И у него такой огромный каменный дом почти пустой, ничего нету там. Обстановка совсем аскетичная. Какая-то кровать, застеленная шерстяным лохматым одеялом, деревянный стол. И прямо солнце во всю комнату. И меня там чинят в этой комнате. Никаких денег они не взяли.
Я: Странно, что ты поверила, что они тебе помогут.
Ирина: Да чего тут странного-то. В таком состоянии поверишь во все что угодно.
Вечером этого дня было армянское застолье в этой деревне. Я напилась этой чачи, орала песни. Вот если бы это состояние можно было бы законсервировать и разлить во флакончики. И когда тяжело — раз так себе накапать — и снова за этим столом ты пьешь виноградную водку, у тебя только что зашевелилась рука. Счастье.
Как Ирине объяснили ее спасители, ей без ломки раздвинули неправильно сросшиеся кости. И по нервам сразу побежали импульсы. Почему ни один врач в Москве не смог за полгода не то что вылечить руку, хотя бы диагностировать, Ира так и не понимает.
Спасенная рука двигалась неуверенно и вяло, как будто организм не верил, что все уже позади. За время тряпочности мышцы ослабли, Ира перекладывала ее с места на место другой рукой, то ли было еще не пора, то ли не поняла еще, что можно по-другому. Нужно было заново учиться писать, держать зубную щетку, резать хлеб. Картошку, как говорит Ира, она и сейчас чистит не особенно.
Окончательно восстановилась она через два года в горах.
Это было так. Ира пошла в поход. Ее уговорила подружка, давай сходим, развеешься, а у нас как раз одного человека для комплекта не хватает. Есть люди, которые ходят в походы по пещерам и наоборот, то есть по горам, а есть те, которые — нет. Ира относилась ко вторым. Подружка все-таки ее уговорила, и вот Ира купила себе горный рюкзак, специальные ботинки и ушла в горы, считая себя довольно смелым инвалидом. Тем более что все вокруг кричали: «сумасшедшая, ты же просто не понимаешь, что делаешь». В какой-то момент похода она практически сорвалась с горы. Под ней открылась пропасть и перспектива очень неприятного падения, потому Ира чем могла, вцепилась в склон. Тут, видимо, внутренний блок, что правая рука «какая-то инвалидская», и вылетел из головы. Софт поправился.
Ирина: Что-то внутри поменялось, когда еще я лежала в этой больнице: я поняла, что я плохо себя вела. В чем плохо — не понимаю, но постараюсь вести себя хорошо. Шкурный такой интерес. Никого не обижать, глупостей «хочу умереть» не говорить. А то мало ли что. В октябре был чудный вид из окна на парк больничный. Сидя на окне в палате, я увидела удивительную картину: чугунный забор, все видно — идет девушка здоровенькая, с двумя руками, ногами и в голос ревет, размазывая тушь — такая несчастная. И я поймала себя на мысли, что я не понимаю ее. Смотрю и думаю: дура, посмотрела бы на себя с этого подоконника, на котором я сижу, и ты бы перестала так убиваться. Тогда я дала себе клятву, что никогда не буду такой несчастной и что буду каждый день радоваться жизни. Вот вставать, чистить зубы и сразу радоваться жизни.
