Анна Вырубова - Фрейлина Её величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой
— Гневная хотела сразу же подорвать престиж царя. И В(итте) также!… Она ни перед чем не остановится!
Мама хранит записку Власова[32]. Как она ее получила, мне неизвестно. Я думаю, ее тихонько подсунула Милица Черногорская[33]. В этой записке он пишет кн. Волконскому[34], (это было еще до Ходынки, во время коронации):
«Вдовствующая и молодая рвут меня в разные стороны. Он же[35] — и тут, и там. Но только с канарейкой[36]. Сюда он ее привезти не может. Так вот, дадим; ему…[37] с золотой рыбкой, а там посмотрим!»
Золотой рыбкой тогда называли одну московскую цыганку-гадалку, которая управляла Москвой и безмозглым барбосом Сергеем.
Мама истолковала эту записку в том смысле, что все уже было подготовлено к тому, чтобы обмануть Папу, и что Ходынка была целой организацией.
— Я не верю, чтобы это был недосмотр. За такой недосмотр расстреливают! Тут нечто другое. Нужна была не гора трупов простого народа, а только одна голова!
Этому она верила так же твердо, как и всем своим заключениям.
Когда Муравьев[38] докладывая потом Папе о Ходынке, она ему сказала:
— Теперь, царь, ты будешь знать больше, чем тебе докладывают министры!
26 июня.
В бумагах Мамы была в то время записка Плеве[39], в которой он писал:
«Если вашему величеству угодно, Вы будете знать, кто главные враги трона и откуда ждать выпадов».
Он имел в виду великих князей А.[40] и Михаила.[41].
— Ходынка, — говорит Мама, — показала мне, что я должна спасти царскую семью. И что мне не на кого надеяться.
Гневная сделает все, чтобы убрать Папу с дороги. Прежде всего её влияние на Папу сказалось в том, что он приблизил к себе великих князей. А она знала, что они могут явиться серьезной опасностью. Что она знала это действительно, видно из того, что, пользуясь при жизни А(лександра) III большим влиянием, она настояла на том, чтобы их держали в страхе и на почтительной расстоянии, а тут их спустили с цепи. Их много и им много надо, особенно их б…. Чтобы урвать кусок пожирнее, всякий гнет по-своему и в свою сторону.
16 октября.
В своей записке Плеве указывает Маме, чего Россия находится в опасности, что атаку на самодержавие ведут не только социалисты, но главным образом великие князья.
«Его Величество Александр III, — пишет Плеве, — …[42] Россию, а великие князья хотят разорвать ее на куски. Опасность раздела идет от них. Они не только рвут ее на куски, но поговаривают и о чем-то худшем, нежели конституция».
19 октября.
Мама уверяет, что под давлением и под руководством Николая Николаевича старшего[43](?) был разработан план раздела России на округа. На четыре части. Кавказ предполагалось отдать Николаю Николаевичу[44], Малороссию — М(ихаилу) А(лександровичу), а Сибирь — одному из Константиновичей[45]. Центральную же Россию — Папе. И он должен был это провозгласить. Предлагали гогенцоллернскую систему.
Эту записку Мама получила уже давно, по-видимому, через Рому[46] … (пропуск) всегда старались рассорить всех великих князей. В этой работе принимала участие Гневная.
8 ноября 09.
Вчера провела целый день у Мамы, она третий день не выходит из своей комнаты. Она впервые узнала про Агинушку. Придворные дамы ее не любят: они на одних правах с нянькой; она очень близка к Маме; ее называют «Совой» и «Графиней от корыта».
— Агинушка, — рассказывает Мама, — сказала мне перед отъездом в Москву[47]: «Я вижу на дороге черный крест».
В ночь перед отъездом она дала выпить Папе и Маме голубиной воды. Мама вполне убеждена, что Агинушка может отвратить всякую беду, если ее почувствовать за день. Она спасает Маму от болей, от сонливости, от тоски. Голубиную воду она приготовляет сама. Приносит святой воды, (воды) на колодца и прибавляет голубиной крови. Эту воду она дает пить Папе и Маме и кропит ею их постель.
6-е.
Из чудес Агинушки я отлично помню пророчество в ночь под Рождество Богородицы. В это время салон Бекеркиной[48] был особенно в ходу. Там орудовали молодой фон-Валь[49] и П. Д.[50] («Дурныш», как называл его Папа.)
Там впервые говорили о плане раздела России на четыре округа. Этот слух очень волновал маму. В это время Гневная вызывала Ламсдорфа[51]. Там говорили, что если Папа не будет слушать Витте и не изменит своих мыслей относительно политики, то будет война с Японией. По этому поводу Мама сказала Папе:
— Лучше какая угодно война, чем революция, или чтобы ты был старшим дворником у великих князей.
Папа согласился с Мамой и сказал, что Плеве, который чрезвычайно предан трону, говорит: «Война даст нам победу, и тем самым мы раздавим всякую революцию — и снизу и сверху».
13-е.
Мы сидели и разговаривали. Вдруг входит Агинушка. Она имела свободный доступ к Маленькому[52]. Она была очень бледна, говорила шопотом и шаталась:
— Я только-что, — сказала она, — только-что видела что-то ужасное про тебя и про цариньку (так она зовет Папу).
— А что же? — спросила мама.
Она была очень испугана.
— Гроза, — говорит она, — гроза… — Слышите — ломает деревья… вырывает с корнем… Птенцы из гнезд падают…
Действительно, в парке гремела гроза, но мы этого раньше не заметили. Мы испугались. Она говорит:
— Нева из берегов выйдет… зальет красной волной… Страшно будет!… Шатается, шатается трон…
Мама вся дрожит.
— Как, — говорит, — опять война?
— Нет… нет… у тебя в доме кровь!
Мама в отчаянии вцепилась в меня:
— Что делать?.. Что? Что?
— Бойся, — говорит она, — седого ближнего и чужого гордого… Сломи их — или они тебя сломят!
Мама полагает, что «седой ближний» — это Н(иколай) Н(иколаевич), а «гордый» — Витте.
18 июля 09.
Когда вчера (приехал) Витте — мама его не приняла. Я не знаю, кто его больше ненавидит, Папа или Мама. Папа говорит:
— Я не выношу его, потому что он восстанавливает против меня интеллигенцию!
Интеллигенцию же Папа не любит и подавно. Он произносит это слово совсем особенно. Когда Папа говорит «интеллигенция», у небо бывает такая физиономия, какая бывала у моего мужа, когда он говорил «сифилис».
