Владимир Казаков - Жить не напрасно
– Считаю их завышенными, товарищ начальник ВВС, стараюсь совершенствоваться способами, дозволенными инструкциями по производству полетов. О любом нарушении, допущенном мною непроизвольно, даже если ошибку никто не заметил, я докладываю вышестоящему.
– Гм… Скромность украшает… В середине двадцатых годов в авиационных частях действовал приказ, запрещающий летчикам при стрельбе или бомбометании снижаться до двухсот и менее метров. Бреющий полет расценивался чуть ли не как игра со смертью. Летчики мазали по целям, пускали пули «в молоко», но не снижались. И не потому, что не могли, не хотели, они – боялись наказания. А сейчас! Что происходит сейчас, нуте-с?
– Теперь это узаконено наставлением по боевой службе!
– Кто же первый начал? Не найти ли его… и посадить?
– Вы смеетесь надо мной.
Лётчики-испытатели – Александр Анисимов, Михаил Каминский, Леонид Минов (сверху-вниз, слева направо)
– Конечно, сейчас можно брить головы конникам или сбивать с них чепчики, оказалось, это приносит большую военную пользу. А кто доказал? Кто?.. Бесстрашные и пытливые люди! Цитируя Маяковского, вы упустили предыдущие строки, а они звучат так: «…чтоб в будущий яркий радостный час вы носились в небе любом», – понятно? – «в любом», а потом уже: «сейчас летуны разбиваются насмерть, в Ходынку в плющившись лбом». Кстати, – Баранов повернулся к Нежилу, и на худощавом лице его заиграла улыбка, – никогда не забуду выступления Владимира Владимировича в Большом театре на праздновании двухлетия ОДВФ12. Одухотворенный человече, горластый. Тогда, после моего заключительного слова, он поднялся во весь рост, красивый, сильный, и прогромыхал агитпоэму «Летающий пролетарий», потом отрывки из «Призыва»:
Крылатых
дней
далека дата.
Нескоро
в радости
крикнем:
– Вот они!
Но я —
грядущих дней агитатор —
к ним хоть на шаг
подвожу сегодня…
Вот поэма! Написана по нашему заданию, а ведь как страстно, душевно, по-настоящему звучит!
Молодцов знал, чем сбить Баранова с курса неприятной беседы. Начальник ВВС уважал литераторов (Фрунзе и он выдвинули идею создания ЛОКАФ – объединения писателей, связанных с армией и флотом) и особенно восторженно относился к произведениям на авиационную тему, почти все стихи об авиаторах знал наизусть, при случае читал их вслух, комментируя. На этот раз уловка Молодцова сработала частично.
– Мы отвлеклись, – продолжал Баранов. – Согласен, Молодцов, авиация не арена для трюков. И я пригласил вас не ругать, а поразмышлять вместе. Разве Чкалов трюкач? Вы читали его объяснения, и прошу, поверьте летчику. Посмотрите на него как на впередиидущего. Легче отмахнуться от неспокойных людей, чем дать им совет, где нужно – поддержать, когда нужно – предупредить, поправить. Мы были в свое время, мягко говоря, немного глуховаты, и, чтобы доказать свою правоту, Чкалов выбрал явно негодный способ, за что уже наказан предостаточно… А летчик стоящий! Он под стать нашему испытателю в НИИ Александру Анисимову. А, товарищ Нежил?
– Анисимова кличут «летчиком милостью божьей», – басом поддакнул чекист. – Он начинает летать – все на аэродроме бросают работу и пялятся в небо. Я тоже грешен в этом. Исключительно мастеровой мужик Александр Фролович. Вы, Молодцов, как известно мне, и Анисимова прижимаете? – выговорил Баранов.
– Он и ему подобные летают так, что аппараты трещат, а я учу беречь машины, как любимую жену, – слегка возмутился Молодцов и даже привстал со стула.
– Как любимую жену? – заинтересованно спросил Баранов, сдерживая улыбку, только в глазах заблестели лукавые искры. – Слышали, товарищ Нежил? Образно! Только кому нужна жена-недотрога? Мне, к примеру, куколка, до которой и коснуться боязно, не нужна… Вот так, командир! Думаю, вы разберетесь в ситуации и поймете, что к чему. Только бесстрашные, увлеченные делом, умные создадут сильную авиацию, совершат изумительные полеты, построят чудесные аппараты… Есть другие мысли, Молодцов? Другие соображения? Спорьте! Ну-с?.. Нет?
– Все ясно, товарищ начальник ВВС! – Молодцов уже стоял вытянувшись, но глаза выдавали затаенное упрямство. – Чкалову позволим летать, но, пока, только в ОДВФ. – И поспешно: – Если не будет других указаний, уточнений.
– Проверка временем? Не насилую вас, только думайте, Молодцов, как можно больше, больше… Кстати, почему вы не даете согласия на перевод из Новочеркасска в Москву летчика Гроховского? Вот тут уж для меня совсем туман!
– Вы не приказывали, а предложили рассмотреть этот вопрос. В принципе серьезных возражений нет, но, по-моему, в боевой части от него будет больше проку и как от летчика, и как от изобретателя. Благодаря его усовершенствованиям по стрельбе и бомбометанию эскадрилья вышла на первое место, и ее опыт мы распространяем на все подразделения. Подготовлены рекомендации, скоро они будут распечатаны в нашей типографии и разосланы по частям. Но… относительно самого летчика…
– Договаривайте.
– Некоторые ведущие специалисты НИИ, даже ЦАГИ, работники отдела кадров утверждают, что работа Гроховского в научном учреждении будет бесперспективна, так как он не имеет не только высшего технического образования, но и среднего.
– И вы, мой помощник, согласны с ними? Вы считаете, что образование, пусть самое высшее, способно в человеке высечь искру божью, которую называют талантом?
– Да.
– Теперь я вас понял… Переводите Гроховского, и немедленно! О выполнении приказа доложите лично мне.
– Есть!
– Больше вас не задерживаю.
Когда Молодцов, щелкнув каблуками, вышел из кабинета, Баранов со вздохом сказал:
– Вот такие дела, товарищ Нежил… Чтобы положительно и поскорее решить вопрос с Чкаловым, прошу вас, посодействуйте. Вы в более тесном контакте с органами юстиции, чем я. Это не официальная просьба к куратору, а товарищеская просьба.
– Постараюсь, Петр Ионович. После короткой командировки…
– В курсе, в курсе… Поэтому и другая просьба есть. Вы едете в края донские по своим делам, но уважьте, по прибытии в Новочеркасск загляните в часть, где служит Гроховский, проявите заботу о его перемещении сюда. Мой помощник выполнит приказ, но торопиться не будет, подстраховываясь мнением моего заместителя. А оно, знаю, не в пользу таких людей, как Гроховский.
– Молодцов правду молвил, высшая инженерия считает многие его идеи утопическими, некоторые – если и выполнимыми, то только через десятки лет.
– Поживем – увидим. Покажет время, хотя его у нас в запасе ох как мало. Я верю даровитым. Они нам сейчас нужны в бо-ольшом количестве.
На западе поднимал голову фашизм. Потенциальная угроза нового нападения на Советскую страну возрастала. Петр Ионович Баранов торопился усилить авиацию истребительную, бомбардировочную новыми самолетами, первоклассными летчиками и наземными авиаспециалистами, но перед ведомством ВВС была поставлена еще одна задача, совсем новая, – немедленное создание воздушно-десантных войск Красной Армии.
Тухачевский, Блюхер и другие военачальники, советские военные теоретики основали новую доктрину ведения войны, опираясь на переработку опыта рейдов конницы по тылам врага. Учитывая всевозрастающую индустриализацию страны, лошадь, условно, была заменена танком, но стратегия маневра и глубокого ошеломляющего удара по тыловым коммуникациям противника осталась. Ударить, сокрушить, освободить территорию – мало, занятые пространства еще надо и закрепить за собой. Для этого нужна пехота. Как доставить ее в тылы противника, да не с пистолетом и винтовкой, а вооруженную тяжелыми орудиями боя? На крыльях! Потому поручили ВВС создать такие крылья, приспособления для подвесок к ним грузов, массовые парашюты для бойцов-десантников и военного имущества.
Все это легло на плечи Петра Ионовича Баранова и его соратников.
Создавать новые войска пришлось фактически на пустом месте. Нужны были люди – умные, инициативные, смелые и обязательно увлеченные. Их искали по всей стране. Так в поле зрения командования ВВС попал и Павел Игнатьевич Гроховский.
К авиационной части (ее возглавлял орденоносец Григорий Максимович Зимм) Нежил подъезжал, когда Азовское море стало уже темнее суши, солнце подсвечивало облака снизу багряным умирающим пламенем.
Пока ехал в поезде, а потом на тряской автомашине, не выходила из головы авария в воздухе, при которой летчик-испытатель НИИ ВВС Бухгольц еле успел выпрыгнуть из развалившегося самолета. Можно сказать, ему неслыханно повезло, так как опыта оставления самолета на парашюте у него не было, как не было практики парашютных прыжков и у всех пилотов республики. Причин к этому оказалось несколько; недостаток парашютов и боязнь пользоваться ими лишь две из них. Недоверие к «зонтикам» подогревалось искусственно некоторыми специалистами, занимавшими довольно солидные посты в армии. В 1921 году им удалось добиться запрещения прыжков с парашютами, а поводом послужила катастрофа, смерть воздухоплавателя Молчанова, прыгнувшего на старом парашюте «Жюкмес» с привязного аэростата.
