Александр Нильский - Закулисная хроника
Про A. Е. Мартынова Завидов отзывался так же восторженно.
— Это был удивительно справедливый человек! — говорил Николай Яковлевич. — Во время его гастролей в Нижнем я имел возможность с ним подружиться. Познакомился же я с ним самым оригинальнейшим образом…
— А именно?
— На афише значилась комедия «Кащей». Мне было поручена заглавная роль. Перед самым спектаклем вдруг узнаю, что приехал Мартынов и даже находится в театре. Тотчас же я отправляюсь к антрепренеру и категорически ему заявляю, что играть не буду.
— Это почему? — удивляется антрепренер.
— А потому, что в театре находится Мартынов. При нем я играть «Кащея» не осмеливаюсь.
— Да ты не помешался ли? Причем Мартынов? Какое дело тебе до него?
— А такое, что в его репертуарной роли я выступать не смею. Он обо мне будет дурного мнения, потому что он талант, а я жалкая ничтожность. Он может меня осмеять в душе, а я своею репутациею дорожу…
Антрепренер махнул на меня рукою и удалился в контору. Через несколько минут он требует и меня туда же. Отправляюсь и сталкиваюсь там с Мартыновым. Осмотрел он меня с ног до головы и потом спрашивает:
— Почему ты отказываешься играть?
— Трушу… Говорят, вы так хорошо играете «Кащея», чтов вашем присутствии мне даже и вспоминать об этой роли нельзя.
— Вздор!
— Ни за что сегодня не выйду на сцену.
— Ах, ты мерзавец! не утерпел Александр Евстафьевич. — Да как же ты смеешь отказываться?! Играй!
Это убеждение на меня подействовало. Я загримировался и играл. После спектакля в уборную зашел Мартынов и одобрил меня.
— Молодец, молодец! — сказал он. — Спасибо, что послушался…
— Как же не послушаться-то вас? — ответил я. — Ласковое слово на всякого человека действует хорошо.
Таковы его воспоминания о Мочалове и Мартынове. Когда же Завидов был «в градусах», то эти имена вызывали на его старческих ресницах умильные слезы.
— Эх вы! — задумчиво произносил он тогда свою стереотипную фразу. — Пророки! Говорили, что ничего из меня путного не будет, и верно, ничего путного нет!.. Я пью. А зачем я пью? Этого никто не знает. А я знаю — затем, что солоно жить на свете…
У Николая Яковлевича существовала своя собственная логика, вследствие чего его рассуждения были забавны до последней степени. Над ним смеялись самым жестоким образом, но он этого никогда не замечал.
В рыбинском театре служил актером его сын, большим талантом не отличавшийся, но в разряде полезностей занимавший не последнее место. Николай Яковлевич его очень любил и, по снисходительности родительского сердца, считал его чрезвычайно выдающимся водевильным исполнителем. О нем он разговаривал со всеми так:
— Колю моего в «Любовном зелье» видели?
— Нет.
— Жаль, чрезвычайно жаль.
— А что?
— Хорош! Он мог бы вам доставить эстетическое удовольствие. Замечательно хорошо играет. И не потому, конечно, я его хвалю, что он мой, так сказать, единоутробный сын, а потому что действительно очень способная личность. Вы бы посмотрели, как он рисует хорошо. Удивительно даже!
Бурдин в свой бенефис ставил водевиль «Школьный учитель». Роль Дезире Корбо Федор Алексеевич считал свою лучшею ролью. Обращается он к Завидову, как к режиссеру, и просит назначить репетицию водевиля, а также нанять необходимое количество мальчишек для изображения учеников.
— Не нужно репетиций, — решил Николай Яковлевич.
— Почему?
— А потому, что этот водевиль у нас игрался уже, и мальчишки знают свои роли превосходно.
— В таком случае сделаем для облегчения труда только одну репетицию в день спектакля.
— Разумеется.
Наступает день спектакля. Прорепетировали пьесу, начинается водевиль.
— А где же ребятишки? — осведомляется Бурдин.
— Они теперь милостыню сбирают.
— Как милостыню?
— Они ведь нищие.
— Однако, без них репетиции быть не может.
— Они знают, а теперь вот мы за них поговорим.
— Позвольте-с, ведь есть куплеты. Они должны будут их петь.
— Куплетики-то всегда мы поем.
— Как вы? да ведь на сцене-то действуют одни мальчишки.
— Это ничего. Мы вам споем из-за кулис.
Бурдин рассердился и не без злобы крикнул Завидову:
— Отчего не из Ярославля?
Действительно, по вине Николая Яковлевича, обстановка «Школьного учителя» была убийственная. Мальчишки, конечно, не знали своих ролей и все путали, а Завидов, распевавший куплеты за сценой в то время, когда ребятишки стояли перед зрителями с разинутыми ртами (таково было приказание режиссера), приводил всю почтеннейшую публику в неудержимый хохот.
У Завидова младшего родилася дочь. Были устроены торжественные крестины, на которых присутствовала вся рыбинская труппа во главе с антрепренером. Были и мы с Бурдиным и Горбуновым. Завтрак прошел очень оживленно, все чувствовали себя очень хорошо, и в «выпивке» не ощущалось недостатка. В конце концов, когда Николай Яковлевич уже достаточно захмелел, над ним кто-то вздумал добродушно подшутить.
— Николай Яковлевич, отчего вы сами не снимете где-нибудь театра? Из вас беспримерный бы антрепренер вышел.
— Это действительно! Я бы сумел поддержать почетное звание антрепренера так, что актеры пальчики бы облизали. А все потому, что у меня есть в достаточном количестве врожденный гонор, самоуважение и барская жилка…
— Что же это за барская жилка?
— То есть имею обширные понятия об аристократизме… Нынешние антрепренеры — что? — дрянь…
— Ну, ты потише, — хотел было перебить его Смирнов, но Завидов продолжал:
— Да-с, совершеннейшая дрянь. Нынешние антрепренеры мелочны, жадны, грубы и подлы. Вот взять, например, нашего многоуважаемого и почтенного Василия Андреевича. Разве это антрепренер? Что в нем такого антрепренерского? Плисовый пиджак да полосатые брюки, но этого мало. Он даже не умеет себя держать по антрепренерски.
— Ну, завел волынку! — сказал Смирнов недовольным тоном.
— Да-с, завел, но не угодно ли я вам продиктую, как должен проводить время настоящий антрепренер?
— Ну, продиктуй.
— Извольте. Настоящий антрепренер, желающий пользоваться всеобщим уважением, обязан поступать следующим образом: встать утром, умыться, помолиться Богу и… Вы что по утрам кушаете: чай или кофе?
— Чай, — ответил, насмешливо улыбаясь, Василий Андреевич.
— Прекрасно, я тоже предпочитаю чай… Так вот: помолиться Богу и выкушать два стакана чая… Потом, прочитав газету, отправиться погулять по бульвару. Для моциона это очень хорошо… Затем, зная, что на сцене идет репетиция, зайти в театр, плотно усесться в кресло, поданное бутафором, и полчаса пошутить с актерами. Потом вежливо обратиться ко мне, к режиссеру, и спросить: «Все ли у тебя в порядке?», Я отвечаю утвердительно. Затем отправиться домой, пообедать, отдохнуть до спектакля и явиться перед самым началом представления в свою директорскую ложу и с критической точки зрения следить за исполнителями. В конце кондов забрать себе выручку и идти спокойно почивать… Вот программа действий настоящего антрепренера. Вообще же во все дела театра вы вмешиваться не должны, потому что это вашему высокому положению не подобает. На это есть служащие. Так это и знайте и кстати запомните мои слова, что никогда из вас ничего путного не выйдет, если вы не будете жить таким способом, который я вам сейчас рекомендовал.
