Людмила Третьякова - Красавицы не умирают
Дипломаты, художники, ученые, путешественники, короли, просто красавцы, просто мужчины, приятные во всех отношениях и, уж разумеется, не без романтической жилки, буквально сыпались в ее копилку.
Нельзя сказать, что все они поступали с Джейн по-джентльменски. Точнее сказать, истинных джентльменов было из рук вон мало. Но неувядаемая внешность Джейн, которой она отличалась даже в весьма преклонном возрасте, свидетельствовала о том, что неизбежные в жизни каждой женщины любовные переживания она переносила без слез, съедающих краски лица. В противном случае, учитывая «готский список» неутомимой леди, к зениту жизни она должна была походить на печеное яблоко.
«Да ни за что!» — говорила Джейн, отлично понимавшая, что красота — единственное оружие, которое не дает осечки. Но это не значит, что из этого оружия надо палить по воробьям или бросать его куда ни попадя, не чистя и не смазывая.
Забота о своей внешности намертво переплелась в ее сознании с убеждением, что лучшее косметическое средство — это любящий мужчина рядом. Она держалась так, словно родилась королевой и только незрячим в этом позволительно сомневаться.
Леди Джейн Элленборо
«Все смогу и все себе добуду», — говорила леди Джейн, но делала это не с постным лицом мученицы, а с озорным нахальством прирожденной победительницы. Старость, эта преисподняя для женщин, не знала, как подступиться к Джейн Элленборо, если вокруг нее бушевали и не утихали страсти.
Шейх Фарес пытался увезти Джейн от мужа, когда той исполнился пятьдесят один год. Она дала ему понять, что он переоценивает свои силы. Ей было шестьдесят семь лет, когда путешествующий англичанин написал о ней: «В комнату вошла высокая женщина, поразившая меня своей красотой». Когда Джейн перевалило за семьдесят, ее безуспешно совращал молокосос-переводчик. Она до самой смерти избегала новых знакомств с мужчинами, зная, чем это обычно кончается, и не желая лишний раз огорчать своего мужа.
Наконец леди Джейн исполнилось семьдесят три года. «Вот уже месяц и двадцать дней, как Миджваль в последний раз спал со мной! Что может быть причиной этого?» — недоумевала она.
* * *
Весна — пора сердцебиений и решительных поступков. Вхождение леди Джейн в историю началось как раз весенним британским вечером 1829 года. Еще теплая от объятий князя Шварценберга, она объявила своему мужу, лорду Элленборо, что беременна и он, муж, к этому не имеет ни малейшего отношения. Последние слова были явно лишними. Как писал один из людей, восхищавшихся Джейн: «В одно прекрасное утро она забралась на крышу и прокричала на все Соединенное Королевство: «Я любовница князя Шварценберга!» Это надо понимать, разумеется, фигурально, но подобное было вполне в духе Джейн, никогда не унижавшейся до скрытности.
...Замуж мисс Джейн Дигби выдали шестнадцатилетней. Солидный вдовец, хранитель королевской печати, лорд Элленборо не очень-то старался расположить к себе неопытную девушку. Их медовый месяц был «полнейшей неудачей». Странно, что после этого Джейн не стала мужененавистницей и не вздрагивала при виде постели. Лорд же не докучал ей. Вокруг было сколько угодно хорошеньких женщин, и он вовсю использовал это обстоятельство.
Нельзя сказать, что Джейн не была обескуражена подобным ходом вещей, но супруг корректно давал ей понять, что за ее молодость и красоту он хорошо заплатил и вправе распорядиться женой по своему усмотрению.
В свете на Джейн смотрели как на дурочку, которая хранит верность старому юбочнику. Ее соблазняли два года, но безуспешно. Первым, благодаря кому хранитель королевской печати обзавелся рогами, был не дворцовый шаркун, а рядовой сотрудник Британского музея. Браво, наука! Интеллектуал, правда, недолго упивался своим счастьем. У Джейн же дело пошло дальше энергичнее и веселее. И дошло в конце концов до самого очаровательного франта двора его величества Феликса Шварценберга. Князь был атташе при австрийском после в Великобритании и мечтой всех лондонских красавиц, ни одну из которых он, кажется, не обидел вниманием.
Надо было появиться Джейн, чтобы избалованный господин притормозил свой галоп. Ему было двадцать восемь, леди Элленборо — двадцать один. Он был высокий красавец брюнет. Ее называли нимфой за белокурые волосы и прекрасные голубые глаза. Первый раз они прильнули друг к другу под мелодии дворцового оркестра. Это положило начало страсти, созерцал которую весь Лондон.
...Скандал разразился грандиозный. Несмотря на чистосердечное признание Джейн, в палате лордов шло разбирательство, невообразимое по бесстыдству. Были опрошены свидетели.
— Вы видели леди в гостиной на первом этаже в обществе князя Шварценберга?
— Часто.
— А замечали ли вы что-нибудь особенное в их поведении?
— Да.
— Что это было?
— Однажды я видел, как князь Шварценберг расшнуровывал ей корсет.
Казалось бы, что там расследовать? Заседатели же действовали в полном соответствии с современным анекдотом о муже, который подглядывал в замочную скважину, как его жена уединилась с другом дома в спальне и улеглась в постель. Брюки, повешенные на ручку двери, скрыли от него дальнейшее, и он, давно подозревавший жену, в сердцах сказал: «Черт возьми! Опять полная неясность».
Для полной ясности палата лордов добилась от слуг свидетельства о «звуке поцелуя», подслушанном в апартаментах князя. К тому же они подтвердили, что однажды леди, ехавшая в карете, на ходу прыгнула в карету Шварценберга, когда он поравнялся с нею. Пикантные подробности будоражили лондонских обывателей. Газеты опубликовали портрет Джейн с обнаженной грудью. Ее родня была морально раздавлена происшедшим. Джейн, получив развод, боялась показаться где-либо и скрывалась у матери. Князя от греха подальше убрали в Париж. Само собой, Джейн собрала чемоданы и ринулась за ним, нисколько не сомневаясь, что теперь ничто не омрачит их семейного счастья. Ведь князь был холост!
...Все-таки, оказывается, есть большая разница в том, спешите вы к любовнице или любовница спешит к вам. Почему-то первое для мужчин предпочтительнее. Во всяком случае, встреча, оказанная Джейн князем Шварценбергом, мало напоминала их лондонское безумие. Далее пошло еще хуже: прекрасный атташе порхал по балам, а растолстевшая Джейн сидела одна. В конце концов она родила дочь и потеряла любовника. Удар был тем сильнее, что Шварценберг, желая порвать прискучившую связь, сплел интригу, согласно которой Джейн сама ему изменила.