Вячеслав Фетисов - Овертайм
В финале с «Филадельфией» нам хватило четырех игр. Они до нас спокойно обыграли «Нью-Йорк Рейнджере», а «Детройт», по-моему, фаворитом не считался. Ключевой оказалась первая игра: мы решили, что если ее выиграем, то все будет в порядке, потому что победа в первом же матче, да еще дома у соперника, чьи шансы ставят выше, поселяет в нем мандраж. Если бы они знали, что проиграют и вторую! «Детройт» в такой ситуации (поражение на старте) побывал дважды и понимал, что из такого расклада вылезти невозможно.
Команда, как правило, имеет четыре звена нападения, три пары защитников, но в последние годы в Лиге так сложилось, что результат стал зависеть от одного-двух человек. В финальной серии у «Детройта» получалось, что забивали все звенья. Это вселяет уверенность в команду: в любой момент любое звено может решить судьбу матча, и соперник не знает, на кого больше обращать внимания, кого держать. И конечно, великолепно провел серию вратарь Майк Вернон. Такой сплоченности и дружбы, которые поселились в «Детройте», я не встречал ни в одной команде: мы все были как братья, как семья. Что-то общее с советской сборной, которая всегда отличалась братством, но в ней все же жил еще и страх проиграть, а здесь проиграть только обидно, хотя и до слез. Но страх поражения и горечь от поражения — разные вещи.
Имела ли значение для победы «Детройта» в Кубке Стэнли конкретно «русская пятерка»? Или в конце концов мы растворились в команде и уже было не важно, где играет Федоров, где я, с кем Ларионов — мы просто бойцы «Ред Уингз»… Но по статистике во всех матчах, за исключением последнего, если русские забивали, команда выигрывала. И так получилось, что в тех играх, где «Детройт» уступил, русские не забивали. Думаю, и на стиль «Детройта» мы повлияли. До нас существовал вопрос: могут ли русские вообще рассматриваться на уровне американских звезд НХЛ, которые способны решать судьбу Кубка Стэнли? Достаточно ли у них характера, мастерства? Ну, с мастерством вопрос, прямо скажем, несправедливый, мастерства всегда хватало. А вот достаточно ли духа, чтобы биться в таком марафоне, как Кубок, — вопрос не случайный, потому что это действительно марафон: выиграть четыре серии, два месяца находиться на пике своей формы — для российского игрока чуждое понятие. Раньше нас готовили к определенному турниру, допустим, к чемпионату мира, но там другая психология игры: проиграешь всего лишь раз — и до свидания. А здесь каждая серия — несколько матчей, которые нужно выдержать. Ощущение такое, что второй раз пройти серию невозможно. Но опять поднимаешься, чтобы совершить самое тяжелое — выиграть четвертый раз. Можно победить в трех финальных играх и не выиграть Кубок Стэнли. И хотя заветным перстнем еще до финала «Филадельфия» — «Детройт» владел не один русский игрок — и Зелепукин, и Немчинов, и Зубов, и Ковалев, но именно после серии 1997 года, я думаю, вопросов к русским больше не будет.
«Русская пятерка» из «Детройт Ред Уингз» доказала, что русские могут серьезно влиять на конечный результат команды. Возможно, в НХЛ родится (и еще не раз) новая, иная «русская пятерка», но нашей, первой, уже никогда не будет. Детройтская русская микрокоманда — уже история. Есть в ней даже и некая историческая связь: Ларионов и я играли в очень сильных советских командах, Константинов и Федоров начинали с моим братом, Слава Козлов — совсем молодое поколение. Какая-то интеграция того великого советского хоккея с современным умением ребят, которые в НХЛ попали рано и больше впитали в себя американо-канадский стиль. Все вместе и дало тот сплав, который оказался оптимальным.
Как же все произошло? Детройт, четвертая игра! Наверное, эти незабываемые впечатления останутся во мне до конца жизни. Помню, мы проигрывали два года назад четвертую игру в финале Кубка в Нью-Джерси, последние десять минут противники вели в счете, шансов у нас практически уже не было. Хотя мы пытались еще что-то сделать, но рев, который стоял на стадионе, буквально придавливал нас ко льду, да так, что руки опускались сами собой. Теперь, в Детройте, грохот, который стоял на трибунах «Джо Луис Арены» на протяжении третьего периода, наоборот, давал нам дополнительные силы и «убивал» «Филадельфию». Два разных ощущения от последних минут финала Кубка, которые мне пришлось пережить всего лишь за два года. И совершенно невероятное ожидание финального свистка, особенно последние две минуты: скорее бы все закончилось, уже все так близко и такой большой путь пройден! Тем более для меня — мне тридцать девять лет! Статистики подсчитали: я оказался четвертым по старшинству за всю историю победителей Кубка Стэнли… И вдруг они забили нам гол секунд за сорок до сирены (а может, за двадцать)! Не то чтобы испуг, не знаю, как это объяснить… может быть, и испуг… Господи, неужели все перевернется в один миг?
Наконец! Наконец сирена! Я побежал к воротам, обнял первого, кто подвернулся, не помню кого. Кто-то меня целовал, помню, я бросил сразу свой шлем на трибуны, за ним перчатки, клюшку…
Мы обнялись с Дагги Брауном. В нашем объятии была некая символика. В свое время, когда я приехал из Москвы в Нью-Джерси, Дагги был мой первый руммейт, то есть сосед по комнате в отеле. Он американец в десятом колене, парень, с кем я первым подружился в Лиге, который учил меня, как говорить, как жить в Америке, а через два года после нашего знакомства предложил мне стать крестным отцом его сына Патрика. Потом нас разбросало, он играл в других командах, мы снова встретились в «Детройте», вместе пережили проигрыш «Нью-Джерси» в финале, это стало трагедией и для меня, и для него, и для наших семей. И вот мы вместе! Мы выиграли Кубок! Мы обнимались, целовались… Надо все это пережить, чтобы понять мои ощущения.
Я нашел Ларионова, около него уже свалка целая заварилась. Мы кричали что-то друг другу, слезы из глаз лились сами собой. Я вспоминал, как за год до этого, когда мы проиграли в Колорадо серию в полуфинале, Игорь, парень неслабый, вдруг в автобусе зарыдал в голос. Он держался в раздевалке, где толпился народ, но не выдержал среди своих, в автобусе. Я тогда его успокаивал, говорил, что у нас еще есть шанс, все будет в порядке. Он твердил: «Обидно, Слава, все так уже было близко, а теперь разве осталось у нас время, чтобы выиграть Кубок? Был, Слава, у нас шанс, но мы сами с тобой виноваты, сами его упустили». Мы обнялись. Потом в самолете вместе сидели, тихо разговаривали… А теперь я его обнимаю после победы! Мы сделали, о чем мечтали! Сделали то, на что потратили часть нашей жизни.
Есть какие-то особые моменты в судьбе, о которых говорить трудно. Ты добился того, чего сотни тысяч, отправившись в путь вместе с тобой, сделать не смогли. По разным причинам: не захотели, сил не хватило, судьба не сложилась…
