Николай Богословский - Чернышевский
Во враждебном лагере философов-идеалистов статья эта была встречена ожесточенными нападками в различных журналах, принимавшими порою характер прямых доносов на ее революционную направленность.
Ответом Чернышевского на эти нападки были его знаменитые «Полемические красоты», в которых он едко высмеял тщетные попытки реакционеров дискредитировать социально-политические и философские взгляды революционной демократии.
В Главном управлении цензуры было отмечено, что «Антропологический принцип в философии» относится к разряду «статей, противодействующих коренным основам нашего устройства гражданского и общественного». Цензору, пропустившему в «Современнике» эту статью, была поставлена на вид его оплошность.
Важной чертой философских взглядов Чернышевского является попытка материалистически объяснить общественную жизнь и ее закономерности. Однако эта задача полностью была решена только основоположниками мировоззрения рабочего класса – К. Марксом и Ф. Энгельсом. «Антропологический принцип в философии», сыгравший значительную роль в борьбе против идеализма и религии, несостоятелен в применении к человеку как существу общественному, так как он не раскрывает полностью общественно-исторической природы человека. В понимании ее Чернышевский не преодолел до конца идеалистического взгляда, не указал на способ производства как на основу общественной жизни и общественного развития. Он считал, что последние зависят не от способа производства, а от того, насколько общество просвещено. Сознавая, что классовый антагонизм является наиболее существенной чертой общественной жизни, указывая на неизбежность борьбы классов, Чернышевский не сумел все же выделить из общей массы трудящихся пролетариат и противопоставить его классу капиталистов. Он считал, что Россия придет к социализму «самобытным» путем, через крестьянскую общину.
Ленин называл Чернышевского величайшим утопическим социалистом домарксового периода. В отличие от великих утопистов-социалистов Запада Чернышевский признавал неизбежность революции, был революционным демократом и поэтому пошел по сравнению с ними значительно дальше.
В капиталистическом обществе Чернышевский не мог обнаружить той силы, которая призвана стать могильщиком старого общества. Но этого и нельзя было требовать от Чернышевского. В ту эпоху в России еще не существовало пролетарского освободительного движения. Чернышевский выражал интересы русского крепостного крестьянства. Естественно, что он не мог подняться до диалектического материализма, который явился мировоззрением марксистско-ленинской партии. Его заслуга состоит в том, что среди своих современников он ближе других подошел к диалектическому материализму. Этим и объясняется огромная действенность его идей, воспитавших целые поколения революционеров, подготовивших почву для возникновения марксизма-ленинизма, оказавших огромное влияние на движение русской науки и культуры.
XXIV. Поездка в Лондон
Вскоре после того как Добролюбов стал постоянным сотрудником «Современника», он убедился, насколько прозорлив был Чернышевский, когда при начале их знакомства указывал на либеральные колебания Герцена. Летом 1859 года колебания эти завершились прямым выступлением издателя «Колокола» против «Современника»; причем непосредственным поводом к выступлению Герцена послужили как раз критические статьи самого Добролюбова, а также сатирические заметки в журнале, направленные против либералов.
За несколько месяцев до этого инцидента «Современник» по инициативе Добролюбова открыл новый отдел – «Свисток» – с целью бичевать общественные пороки, преследовать «зло и неправду» с помощью смеха и шутки.
В задачи «Свистка», по мысли Добролюбова, должно было входить сатирическое осмеяние не только откровенных реакционеров или, говоря языком того времени, рутинистов, но и так называемых прогрессистов, то-есть людей, которые громко кричали «о современных успехах цивилизации, о правде, свободе и чести, без надлежащего усвоения себе истинных начал просвещения и грамотности».
Нововведение «Современника», сразу же завоевавшее признание у читателей, вызвало смятение в рядах представителей буржуазно-дворянского либерализма, которые подвергались беспощадному разоблачению на страницах «Свистка».
Особенное возмущение в их стане возбудило то, что «Современник» показал истинный характер вошедшей тогда в моду «обличительной» литературы. Рвение, с которым ее творцы предавались дозволенной «сверху» критике частностей и мелочей, не только не подрывало устои самодержавно-крепостнической власти, но, напротив, отвлекало внимание читателей от существа дела, ибо сатира такого рода «не хотела видеть коренной дрянности того механизма, который старались исправить».
Благодаря процветанию этого вошедшего в моду жанра, совершенно безобидного и безвредного для власти, создавалась видимость гласности, видимость свободного участия литературы в общественной жизни страны. Против подобной «обличительной» литературы Добролюбов решительно выступил не только на страницах «Свистка», где печатались главным образом колкие заметки, пародии, фельетоны, но и в своих больших критических статьях и обзорах.
Так, например, в «Литературных мелочах прошлого года» в апрельской книжке «Современника» Добролюбов жестоко высмеял всю несложную механику, с помощью которой беллетристы-обличители стряпали свои невинные экзерсисы. «Писарям, становым, магистратским секретарям, квартальным надзирателям житья не было. Досталось также и сотским и городовым. Если же и задевались иногда губернские чины, то обличение большею частью слагалось по следующему рецепту: выдвигался благороднейший губернатор, благодетель губернии, поборник законности и гласности, около него группировалось два-три благонамеренных чиновника, и они-то занимались каранием злоупотреблений». (Нетрудно заметить, что строки эти прямо перекликаются с горькими мыслями Гоголя о невыносимой стеснительности дозволенных границ сатирического изображения, высказанными им в «Театральном разъезде», в «Носе» и в ряде других произведений.)
«Но вслушайтесь в тон этих обличений, – продолжает Добролюбов, – ведь каждый автор говорит об этом так, как будто бы все зло в России происходит только от того, что становые нечестны и городовые грубы».
Герцен не сумел оценить революционную направленность политической сатиры «Свистка» и энергичной борьбы Чернышевского и Добролюбова против вредного увлечения мелкотравчатым обличительством.
