Владимир Рекшан - Самый кайф (сборник)
Встречает Юрий Шевчук рыжего Чубайса и задает естественный вопрос:
– Как там мой ваучер, а?
– Да брось ты, – отмахивается Рыжий. – Давай лучше выпьем.
* * *Прошу Жака Волощука рассказать истории про артистов. Жак продолжает привинчивать капот к своему несчастному «рено» и говорит:
– Полетели как-то Игорь Корнелюк с Алексеем Вишней на гастроли. Вишня – он самолетов боится. Поэтому из-за нервов стал громко ругаться матом. Корнелюку, известному эстрадному певцу, стало неудобно перед пассажирами, и он пошел покурить в районе туалетов и поболтать со стюардессами. Минут через десять вернулся певец в салон, и Алексей Вишня закричал так, что пассажиры вздрогнули: «Ну что – посрал?!»
– Ну и?.. – интересуюсь я.
– Что – и? – удивляется Жак.
– Корнелюк? – продолжаю.
– Не понял… Что – Корнелюк?
– Как – что! Так посрал он, в конце-то концов, или нет?!
С художником Сергеем Л., героем книги «Кайф», я знаком с юности и многое нас связывает. Но сейчас речь о другом. Сергей обладает уникальной способностью. В то время, когда все основательные люди, выпивая, что-нибудь теряют, Сергей – находит и приносит домой. Однажды заявился, хоть и покачиваясь, с огромным венецианским стеклом. И главное – не помнит, где взял его!
В другой раз, отмечая успешное завершение работы в ресторане «Невские берега» с художником Целиным, мой лепший друг перед самыми курантами растворился в пространстве. За окнами мела метель. Повесили свои курточки коллеги на один номер, и его хранил художник Целин. С трудом добравшись до дома с курткой Сергея, Целин дождался утра и позвонил, изрядно беспокоясь о судьбе друга.
Жена Сергея сообщила:
– Прийти-то он пришел… – и, помолчав, добавила сумрачно: – но пришел в женской шубе.
Апофеозом подобных забот о домашнем хозяйстве я считаю следующую повесть. Сославшись на необходимость прикупить картошки, Сергей отправился на вакхическую встречу с художниками-карикатуристами Светозаровым и Богорадом. Вернувшись в семью часа в три ночи, он разбудил жену, протянул авоську, произнес:
– Дорогая, я картошки принес.
Жена заглянула, зевая, в авоську, а там – гвозди.
День рождения у меня пятого июня, но знакомым говорю – шестого. Пусть думают, что я как Пушкин. Но лепший друг художник Сергей Л. пришел поздравлять аж утром четвертого. Сергей достал маленькую бутылочку кахетинского, и мы быстро расправились с ней.
– Что станем поделывать? – спрашивает лепший друг.
– Денег нет! – отвечаю я.
Как это – нет?! Кахетинское уже впитывалось в кровь, подсказывая решение задачи. От акции в защиту рубля, проведенной с Джорджем Гуницким возле Инженерного замка, сохранился целый полиэтиленовый мешок бумажных рублей. К июню девяносто второго Гайдар уже утер всем нос. Но не до такой же степени! Мешок рублей тянул на 0,7–0,8 мальвазии.
Человек артистической внешности – рыжеватые кудри до плеч, бородка и джинсы, – Сергей отправился в винный отсек бывшего магазина «Диета». Рубли считали долго, но в целом операция прошла успешно. Через некоторое время потребовалось продолжение банкета.
– Денег нет!
Как это – нет?! От разных поездок осталось много буржуазной мелочи. Лежит себе валюта в вазочке. Сперва я отсчитал Сергею два с половиной доллара квоттерами, никелями и центами и попросил:
– Сходи еще раз к этим подлым отравителям. Вдруг возьмут? Прояви обаяние. Ведь ты лепший друг.
Сергей сходил, проявил, вернулся с победой. Чуть позже я отсчитал сантимы и пфенниги. Еще через час Сергей отправился с финской и норвежской мелочью… Думаю, в «Диете» делали ставки – принесет еще или нет?
В последний раз я откопал какие-то треугольные таньги с дырками. Серега на них выменял целую охапку токайского и много-много «Кента».
– Что-то больно круто вышло, – сквозь хмель удивился я.
Расстались мы за полночь довольные друг другом.
На следующее утро Серега возник снова, а у меня откуда-то возникло пять тысяч.
– Знаешь что, – говорю я. – Вчерашнее не считается. День рождения – он сегодня. Вот деньги. Сходи в магазин, но в «Диету» не надо. Чтобы все благородно. Коньяк и шоколадка.
Сергей не послушался. Ноги привели его ко вчерашним продавцам. Те уже успели разобраться с треугольными таньгами и деньги у Сереги отобрали. Правильно говорили древние – нельзя ступить дважды в одну и ту же реку.
* * *Андрей Тропилло, по кличке Торопило, записал в Доме пионеров и школьников песни БГ, Майка, Кинчева, Цоя и прочих. Спасибо ему. Было это давно. И посчитал себя Торопило живым богом. При встрече всем и говорил:
– Я, Торопило, живой бог!
Восемьдесят восьмой год – апофеоз рок-революции в СССР, совпавшей с апофеозом перестройки. На Зимнем стадионе в Ленинграде летом должен пройти фестиваль. Смольный не хочет, но партию изнасиловали демонстрацией, и фестиваль разрешили. Из Польши пригнали фирменный аппарат, а «Русское видео» сняло фильм. На второй день фестиваля прибегают к Торопиле поляки и начинают кипятиться:
– Так не можно, Анжей! Треба злотых платить! За злотые можно и так…
Андрей Тропилло-бог пошел разбираться. Оказывается, накануне ночью неустановленные лица наблевали в пульт. Это поляков и возмутило. Тропилло-бог исследовал харчи, но виновников не вычислил. Пришлось полякам доплатить за вредность.
Через месяц-другой Торопилу из Рок-клуба исключили за волюнтаризм и вождизм. Думаю, те, кто его исключал, харчи и метали.
Была у Торопилы девушка. А он ее выгнал. Потому что «Плейбой» смотреть мешала.
Поднимаю телефонную трубку.
– Говорит бог! – раздается вечно бодрый голос Торопилы.
У меня в руках как раз «Литература Древнего Египта», и я читаю отрывок в трубку:
– «И соединился я, Ра, с рукой своей сжатой, совокупился я с тенью своей и излил себя, зачав таким образом в самом себе детей».
– Н-да, – раздается в трубке.
– Понимаешь, – настаиваю, – люди все молят, просят богов о чем-то. Боги же только себя и любят. И возбуждаются только от собственной тени. Так что если ты бог, то придется тебе…
– Нет! – перебивает Торопило недовольно. – Чушь это все. Женщины должны остаться.
Генерал-суперинтендент лютеранских приходов Санкт-Петербурга Андрей Тропилло, живой бог, говорит мне при встрече:
– Я тут лучший в мире анекдот придумал!
– Не может быть.
– Да ты послушай! Один мужик хочет жениться на одной женщине. Но сомневается. Спрашивает у ее отца: «У вас дочь что, стеклоед?» – «А в чем дело?» – тревожится отец. «Да вот заходим в парадную, а она лампочку вывинтила и у меня спрашивает: „Хочешь, в рот возьму?“»
