Женевьева Табуи - 20 лет дипломатической борьбы
«Париж и Лондон предложат чешскому правительству рассмотреть требования судетских немцев. Оба правительства сообщат президенту Бенешу о своем желании, чтобы конфликт между Прагой и Судетами был урегулирован мирными средствами».
Чемберлен взял на себя обязательство предостеречь германское правительство против «опасных последствий, которые мог бы вызвать «акт насилия» по отношению к Чехословакии в момент, когда еще продолжаются мирные переговоры».
* * *В тот же вечер в Париже Даладье и Боннэ дают информацию Совету министров:
– Но, господа, – вещают они, – не будем строить никаких иллюзий относительно значения обязательств, которые берут на себя по отношению к нам английские руководители! Мы им сказали: «Если мы будем едины, Гитлер уступит». Они ответили: «Мы готовы попытаться провести с вами этот опыт. Если наша дипломатическая акция увенчается успехом – тем лучше, но знайте, что мы не намерены идти дальше этого».
Вечером Лондон дает указания английскому посланнику в Праге Ньютону направиться к министру иностранных дел Крофта с целью сообщить последнему о желании Англии оказать содействие его усилиям путем «удовлетворения обоснованных требований немецкого населения».
А Боннэ говорит Осускому, который входит в его кабинет:
– Я буду бороться за то, чтобы поддерживать независимую Чехословакию. Но не следует скрывать от вас опасность, какой она подвергается с тех пор, как исчезла Австрия. Мы только что заручились поддержкой Англии, чтобы дипломатическим путем помочь Чехословакии мирно урегулировать судетскую проблему, и ваша страна должна немедленно воспользоваться этим.
Начинается путь Чехословакии на Голгофу.
* * *Девятого мая 1938 года во Дворце Наций заседает 101 сессия Совета. Гробовая тишина царит в великолепных, украшенных мозаикой мраморных кулуарах этого огромного, со строгими линиями здания из белого камня, в оформлении которого считали за честь участвовать художники-декораторы всего мира. Здесь венецианское стекло, китайские ширмы, восточные ковры, норвежские и шведские изделия из дерева, балканская керамика, испанские фрески, самая модная парижская и лондонская мебель… Здесь есть все… все, кроме жизни!
Одна за другой газеты отозвали своих корреспондентов из Женевы, чтобы направить их в различные части света – туда, где творится история.
Виден силуэт в глубине одного из помещений. Это Жозеф Авеноль, генеральный секретарь Лиги Наций. С поникшей головой, с озабоченным видом, он заявляет своим слабым и невыразительным голосом:
– Я обеспокоен в связи с тем, что швейцарский представитель Мотта собирается объявить о возвращении Швейцарии к политике строгого нейтралитета. Следовательно, во время войны Швейцария сможет выслать всех нас вместе с Лигой Наций, поскольку эта организация «несовместима со швейцарским нейтралитетом». – И замолчав, он направляется в зал заседаний Совета.
Его сотрудники без всякой пощады обвиняют его в том, что он покровительствует только диктаторам.
– Чего же вы хотите, – говорит всегда Авеноль, – эта организация существует только благодаря тому, что того хотят великие державы. Я не Дон Кихот, я могу проводить в жизнь только политику великих держав.
* * *В то утро, 9 мая 1938 года, едва лишь члены Совета заняли свои места, как на трибунах для публики какой-то человек деревенского вида, очень взволнованный, наклонился с балкона и крикнул. «Да здравствует мир, да здравствует Лига Наций, да здравствуют Соединенные Штаты Европы!»
– Но это сумасшедший… это сумасшедший… – тотчас же вскричали делегаты, в то время как служители бесцеремонно схватили и отправили в полицию этого бравого жителя Цюриха, который, конечно, думал, что его лозунги вызовут горячие аплодисменты.
За столом Совета шведский министр, грустно улыбаясь, замечает вполголоса:
– Боже мой, где же мы находимся? Этот тип воскликнул: «Да здравствует мир, да здравствует Лига Наций, да здравствуют Соединенные Штаты Европы!» – а его бросают в тюрьму! В какое время мы живем!
После этого воцаряется продолжительное молчание. Дверь слева открывается, и медленно входит закутанный в свою широкую черную мантию негус. Он прилетел на самолете из Лондона, чтобы протестовать против соглашения о признании Итальянской империи, которое Лондон подписал в апреле текущего года. Он величественно усаживается в кресло, отведенное для истцов, в самом конце длинного стола Совета.
Бледный, изможденный, подобный мозаичному изображению, он в течение всего заседания подавляет своим восточным величием эти жалкие дебаты, являясь живым укором в глазах любопытствующей, созерцающей его неизвестной публики. В конце этого мучительного испытания председательствующий Мунтерс пронзительным голосом зачитывает расплывчатую резолюцию, не обременяющую совесть правительств, после чего делегаты проворно собирают свои бумаги, закуривают и скрываются в кулуарах. Никто из них даже не считает уместным склониться перед побежденным.
В опустевшем теперь большом зале остаются на своих местах только невозмутимый негус и сопровождающая его свита, которая не решается нарушить молчания. Проходят долгие минуты. Время от времени кое-кто из фотографов приближается к дверям, поспешно возвращается и шепчет своим коллегам: «Он еще там!»
Наконец Хайле Селассие поднимается. Не оборачиваясь, не говоря ни слова, не сделав ни единого жеста, медленно, с необычайным достоинством он проходит через зал Совета, кулуары, вестибюль и исчезает в своем автомобиле, оставляя женевских деятелей с их мелочными расчетами и с их жалкой судьбой.
* * *В конце сессии Жозеф Авеноль впадает в отчаяние. Делегация Чили заявила, что она выходит из женевской организации!
– Другие государства скоро последуют ее примеру, – в растерянности шепчет он. Генеральный секретарь все еще не может забыть насмешливого тоста, который фюрер произнес на большом официальном обеде во время переговоров с Муссолини в Риме: «Германия и Италия оставили далеко позади утопии Лиги Наций, которой Европа вверила свою судьбу!»
Что касается делегатов, то они разъезжаются с чувством большой тревоги.
– Сколько еще событий может произойти в мире до следующей сессии в сентябре, – вздыхают они.
* * *Двадцать второго мая в Хебе, на чехословацко-германской границе, происходит серьезный инцидент.
Два словацких мотоциклиста убиты таможенниками Третьего рейха.
И в Германии, и в Чехословакии тотчас же принимаются решения о мобилизации.
Кэ д’Орсэ и Форин офис объединенными усилиями добиваются от Берлина и Праги отмены принятых ими военных мер.
