Леонид Токарский - Мой ледокол, или наука выживать
Уехав в гостиницу, позвонил Довлету и спросил его, подчиняется ли ему КГБ Туркменистана. Он ответил, что да. Тогда я попросил его только об одном одолжении: «Пошли завтра генерала к заместителю министра авиации и прикажи ему спросить, почему у того болты валяются на лётном поле. Больше ничего не спрашивать. Только это. Весь разговор на две минуты, иначе твой генерал запутается». На следующий день около 11 часов утра у меня в номере зазвонил телефон и раздался истошный крик помощника замминистра: «Леонид Натанович! Просят срочно, в течение получаса, прибыть в Министерство. «Мерседес» замминистра уже выехал к гостинице». По прибытии в министерство, мне рассказали, что час назад приезжал генерал КГБ, зашёл к заместителю. Пробыл там пару минут. Затем замминистра, весь бледный, как бумага, проводил генерала к выходу. Вернувшись, заорал на помощника: «Токарского немедленно ко мне!»
Замминистра потребовал срочно представить ему договор. Проработав с документом всю ночь, я утром отнёс его в Министерство. Он был, естественно, на английском языке. Замминистра потребовал двуязычный договор. Один я уже справиться не мог. Пришлось искать переводчицу в помощь. Оказалось, что в Ашхабаде была одна единственная приличная переводчица. Мы вместе работали всю ночь на двух компьютерах, разделив документ на две части. Утром были проведены ускоренные переговоры и подписан договор. Стоимость вышла очень приличной. Мне удалось включить туда ещё и ремонт самолётных агрегатов, которые везли в том же самолёте. Вернувшись в гостиницу, почувствовал себя очень плохо, высоко поднялась температура и начались непрерывные поносы. По моему подсчёту, не спал почти трое суток. Мой самолёт должен был улетать через двое суток, и я молил Б-га, чтобы как-то оклематься и доползти до него.
Девушки из обслуживающего персонала отпаивали меня зелёным чаем. Через три дня приземлился в аэропорту Бен Гурион. Я назвал этот договор «контрактом страха». Через неделю после возвращения меня срочно вызвал к себе Генеральный Директор группы заводов «Бедек», мой начальник. Я поднялся к нему в кабинет. Там сидело трое: директора самолётного ;двигательного и агрегатного заводов.
Генеральный спросил: «Что ты там такое подписал? Прилетели два самолёта из Туркменистана. Один улетел обратно. Наша команда слетала в Ашхабад. Каждый завод получил свое. Работа была доставлена в нужный момент, но мы ничего не понимаем. Расскажи!» Я подробно рассказал, что там произошло. Все долго смеялись. Через три недели мне принесли чек в благодарность за хорошую работу в Туркменистане.
Но на этом история не закончилась. Через два месяца случайно обнаружилось, что деньги, которые Концерн перевел нашему агенту в Туркменистане, не дошли по назначению.
Речь шла примерно о трёхстах тысячах долларов. По ложному письму об изменении номера счёта в банке, деньги попали на счёт другого человека. Это был туркменский еврей, с которым мы одно время работали. Михаил имел двойное гражданство — израильское и туркменское и бы зол на Концерн за какие-то прошлые дела. Он подбросил одному из своих знакомых, служащему управления Концерна, письмо об изменении финансового адреса нашего агента. Служащий отнёс в бухгалтерию новое письмо, и деньги ушли на туркменский счёт Михаила в Ашхабаде. Бухгалтерия, перед изменением счёта в банке, должна была проверить достоверность письма, чего она не сделала. Это — однозначная ошибка нашего Концерна. Официально взыскать с Михаила деньги было невозможно. Он воспринял все очень злорадно и с нескрываемым удовольствием. Для нас это было неприятное событие. Некоторые из ответственных финансовых работников могли пострадать. Руководство не хотело выносить «мусор» и не передавать дело на расследование в полицию. Боялись, что денег вернуть не смогут, а скандал мог быть большой. Стояла задача — любой ценой получить добровольный отказ Михаила от денег, которые ему не полагались и вернуть сумму обратно.
Для этой цели организовали приезд Михаила в Концерн, и сформировали переговорную группу. В неё входили множество ответственных работников и я, в качестве переводчика.
Мы сидели вместе уже пять часов. Наши переговорщики взывали к совести Михаила. На что он, улыбаясь, отвечал, а где была ваша совесть, когда вы меня обманули. Пытались его пугать израильской полицией, но он спокойно отвечал, что денег-то не воровал. Чувствовалось, что Михаил консультировался с местным юристом и точно знал, что с ним ничего сделать нельзя. Ситуация складывалась безнадёжная. Все сидели потные, злые и беспомощно смотрели друг на друга.
Представитель Управления Концерна повернулся ко мне и сказал: «Может быть, ты, Леонид, можешь нам чем-нибудь помочь? Это же ты у нас специалист по русской ментальности». При этом он снисходительно и довольно хамски улыбнулся. Я попросил дать мне пару минут поговорить по-русски с Михаилом. Говорил я около двух минут.
Михаил неожиданно для всех присутствующих схватил приготовленную нотариусом заранее бумагу и подписал своё отречение от денег. После этого, не говоря ни слова, вышел из комнаты и уехал домой.
Все уставились на меня и стали наперебой допытываться, что же я ему сказал. Мне не хотелось говорить это своим коллегам, но сейчас, для истории могу сообщить. Я сказал: «Авиационная Промышленность — это государственная компания. Мы — государство. Как государство Израиль, мы обратимся лично к Туркменбаши и объясним ему, что ты, его гражданин, присвоил обманом наши государственные деньги. При этом мы объясним ему, что формально не можем этого доказать в нашем суде из-за нашей сложной демократической системы. Мы попросим его, Туркменбаши, личного содействия в возврате государственных денег. Через неделю, когда ты вернёшься домой в Ашхабад, на границе тебя арестуют, а там уж Туркменбаши знает, как из тебя вытряхнуть и душу и деньги. Подумай, что с тобой потом будет!».
Всё тут было правильно, кроме одного. Михаил не знал, что до Туркменбаши очень тяжело дойти, а по этому вопросу — просто невозможно.
Глава 36
Секреты успеха
В начале 90-х годов появился у нас в Концерне молодой парнишка. Он первым захотел ввезти в Москву «Боинг». Фамилия его была Плешаков. Авиакомпания называлась «Трансаэро».
Идея появления двух самолётов типа «В737» в России казалась поначалу нереальной. Вполне очевидно, что работать по обычной схеме такая авиакомпания не могла. В Москве не было запасных частей, летчиков, техников и соответствующей технической поддержки. Нам же этот договор нужен.
Мы видели в нём новую и необычную возможность войти в рынок СНГ. Концерн выступил с идеей применить нашу военную схему обслуживания. У нас, в отличие от наших врагов, мало самолётов и много лётчиков. Во время войны наши боевые самолёты летают круглые сутки с короткими перерывами на техническое обслуживание и смену лётчика. Вот такую-то систему и решили применить.
