Бриджит Бардо - Инициалы Б. Б.
Нельзя иметь все!
Новоселье в «Мадраге» вышло ужасно веселым!
Мы разместились в пустых комнатах, мебель расставляли постепенно, испробовав по десять вариантов. Пришлось заново обивать диваны: из-за собак я выбрала для обивки белую искусственную кожу. Затем я купила цветы в горшках и заказала рамки из нержавеющей стали для гравюр с дарственными надписями Фолона. Это неожиданно привнесло современную ноту, контрастирующую со старой мебелью и с плиточным полом.
Кристиан мало чем помогал мне. Ему была по душе лишь непритязательная обстановка горной хижины, и, если только у него было кресло напротив телевизора, остальное значения не имело. И все же он был страшно доволен, что может купаться в новеньком бассейне с морской водой, подогретой до тридцати градусов мощной отопительной установкой.
Мне надо было возвращаться в Париж, на озвучивание «Ромового бульвара» и на примерку костюмов для «Нефтедобытчиц», съемки которых должны были начаться в конце июня и проходить исключительно в Мадриде.
Я навестила Дада в больнице. Сердце у нее работало плохо, лицо было бескровным, но она рассмеялась, когда я украсила стены палаты яркими афишами в форме сердца, которые мне дал Жан Букен. Она спросила, счастлива ли я. «Да, конечно», — ответила я ей. Если по правде, то я не была несчастна, что уже было большим шагом вперед: я пыталась научиться быть довольной тем, что у меня есть, а не заниматься тщетными поисками идеала.
Мы подолгу задерживались на уик-эндах в Базоше, где цвела сирень, яблони и сливы.
Собаки упоенно резвились вокруг нас, не обижаясь за то, что я бросила их на долгие месяцы. Мы играли в покер. К нам снова вернулось детство. У нас бывали перепалки из-за пустяков и приступы неудержимого, незабываемого, беспричинного смеха.
Если это и не было счастье, то что-то очень на него похожее!
Но потом пришлось заняться серьезными делами!
Свева попросила нас взять ее с собой в Мадрид. Мы поехали в моем новом «роллс-ройсе» с откидным верхом и на несколько дней сделали остановку в Сен-Тропезе, перед трудной дорогой в Испанию! Чем ближе надвигалась намеченная дата, тем меньше мне хотелось ехать сниматься в «Нефтедобытчицах». Ну зачем я туда еду? На два долгих летних месяца, в нестерпимую жару, в самое сердце Испании, такой суровой и негостеприимной!
Все эти фильмы сидели у меня в печенках!
Но, взявшись за дело, надо его делать. И я поехала в Испанию.
Съемки фильма проходили в опаленной солнцем Сьерре в окрестностях Мадрида, среди пустынного ландшафта, неотличимого от пейзажа классических вестернов, которые снимали на границе Мексики и Соединенных Штатов. Мы выезжали рано утром, пока было прохладно, и возвращались, обессиленные, грязные от пота и пыли, только вечером, в накопившуюся за целый день духоту.
Клаудия Кардинале была прелестна — очень профессиональная актриса и кинозвезда в полном смысле этого слова. У нас было не так уж много общего и никакого взаимного притяжения, но мы старались обращать друг на друга поменьше внимания, и все шло гладко.
Сцены, где приходилось ездить на лошади, дались мне ценой неимоверных мучений. Я всегда испытывала ужас перед этими средствами передвижения, у которых нет ручного тормоза! Как только лошадь галопом брала с места и начинала подбрасывать меня, словно мешок картошки, я не знала, за что уцепиться. Клаудия великолепно ездила верхом. Она хохотала до слез, когда лошадь, получив шлепок от помощника режиссера, пускалась бешеным галопом, и я с воплем «спасите, помогите!» хваталась за седло или за гриву бедного животного.
* * *Утром десятого июля мама со слезами сообщила мне о смерти Дада. Это было ужасно. Мое сердце, мою душу охватила глубокая скорбь, пронзила жгучая боль.
Моя ласковая Дада, моя вторая мамочка, моя милая, моя обожаемая, умерла и унесла в могилу часть меня самой. Все мое детство, огромную радость, разделенную с ней, ее объятия, в которых я забывала горести, волшебные сказки, которые она рассказывала мне на забавном полуитальянском-полуфранцузском языке, приводя меня в такой восторг...
Первым же самолетом я вместе с Кристианом вылетела в Париж, бросив съемки, продюсера и всю эту смехотворную возню.
Стояла страшная жара!
Дада находилась в больничном морге.
Мне еще никогда в жизни не приходилось бывать в таком враждебном человеку жестоком месте. Я взглянула на нее издалека, не в силах приблизиться к оледеневшему телу, которое уже не было ею. Потом я попыталась понять, как же это могло случиться, почему внезапный сердечный приступ так быстро унес ее жизнь. Мама сказала, что так лучше, что она не страдала. Мама пыталась успокоить меня, побудить смириться. Наверно, не отдавая себе отчета, она хотела подготовить меня к тому, что ожидало меня через четыре года, когда смерть разлучила меня с моим папой Пилу, и еще через семь лет, когда я потеряла самое дорогое — мою мать.
Дада похоронена в Базоше, и я ухаживаю за ее могилой.
Я приезжаю туда так часто, как только могу, приношу цветы, сажусь рядом и веду с ней долгий разговор — и так уже больше двадцати лет!
Съемки «Нефтедобытчиц» продолжались с переменным успехом!
У Кристиана вдруг начались страшные боли в животе, сопровождавшиеся неукротимой рвотой. Я в ужасе бросилась к Дедетте, та, заподозрив приступ аппендицита, вызвала врача, который сказал, что у Кристиана начинается перитонит и необходима срочная операция. Только этого мне не хватало!
Мне казалось, что я вижу кошмарный сон на каком-то непонятном иностранном языке. В больнице, когда его привезли в палату, он был еще под наркозом, но плакал и стонал от боли. Я долго сидела рядом, взяв его за руку, я не хотела оставлять его одного. Но поздней ночью мне пришлось все же вернуться в отель, чтобы попытаться хоть немного поспать.
Так было все пять дней, пока он лежал в больнице. Как только время позволяло, я бежала к нему и сидела с ним, пока, сморенная усталостью, не засыпала прямо на стуле, который там для меня поставили. За свою жизнь я провела много часов, держа за руку дорогого мне человека, боровшегося с болью, с болезнью или со смертью.
Об этом знают только они и я.
Но если бы эти руки соединились в цепь, то, быть может, по ней я смогла бы подняться в рай, когда настанет мой черед.
Выйдя из больницы, Кристиан сразу сообщил мне, что едет к матери в Канны. Только она могла должным образом обеспечить его выздоровление! Он очень обидел меня. Но я старалась это понять, старалась понять его. И вот опять я оказалась в одиночестве, несмотря на мое желание делать добро, мою преданность и мою грусть.
А фильм продолжался. Предстояло снимать знаменитую драку, поединок между Клаудией и мной, как между двумя вожаками стада, за право быть главенствующей семьей!
