Юрий Семенов - Комиссар госбезопасности
— Что у тебя? Я же сказал… — жестко бросил Михеев, начав писать: «Наркому внутренних дел СССР…»
— Не мучайся, Анатолий Николаевич. Давай вместе обмозгуем, — придвинул стул поближе и сел Ярунчиков. — На арест Артамонова у нас не было достаточных причин. Мы не располагали данными о возможной измене. Материалы, которые сегодня получили, давали лишь повод для догадок. А догадки не являются основанием для ареста…
— Какие догадки?! — перебил Михеев. — Нам с тобой сейчас надо думать не о том, как обелять себя, чистыми выйти из этого позорного, непростительного для нас факта… Туда, в дивизию, сейчас же пошли Плетнева, пусть на месте во всем разберется. И вернется с сотрудником, который обслуживал штаб дивизии, здесь его судьбу решим… Все. Надо немедленно доложить наркому о чрезвычайном происшествии.
Ярунчиков тихо, на цыпочках, вышел.
Глава 25
Враг прорвал оборону севернее и южнее Киева. Эта новость для Лойко была все же неожиданной, хотя он сам передавал радиограмму о подготовке противника к мощному наступлению и форсированию Днепра. Эту шифрованную радиограмму Лойко отправил сразу же, как только Миша вернулся с явки, не дожидаясь темноты и не покидая своей базы. Донесение было особой важности.
Ночью они спали по очереди. Стышко настрого запретил приближаться к шоссе и разъяснил: «Ваша задача — следить за передвижением войск и сообщать в донесениях, а наращивание или прекращение переброски — указывать особо».
Нынче, как никогда, шоссе гудело и содрогалось от потока машин, тягачей с пушками и танков.
«Кажется, началось…» — встревожился Лойко. Миши с ним не было, он вчера заночевал на хуторе и вернуться должен был утром. Алексей Кузьмич всматривался в жиденький клин леса, в пологую кривизну лощины, за которой виднелось село, — Миша всегда появлялся оттуда, но знакомой худенькой фигурки не видел.
Лойко попытался установить связь с радистом особого отдела в неурочное время. И это ему скоро удалось сделать: на Большой земле стерегли его позывной. Ответили коротко:
«Подтверждаю. Ясно. Восток».
— Подтверждают наступление и прорыв врага, — вслух расшифровал Алексей Кузьмич. «Восток» означало: перебирайтесь ближе к фронту.
Точно такую же новость нес Лойко и Миша Глухов. Чуть ли не до рассвета он прождал у деда Артема связного от Стышко и невыразимо обрадовался, увидев Севу Бугаенко. Тот попил воды и сразу увлек Мишу со двора, чтобы затемно уйти с хутора. Молча они прошагали до ближайшего леска, присели. Бугаенко отдал Мише донесение, пересказал распоряжение Василия Макаровича о том, что очередная встреча со связным назначается через три дня ближе к полуночи у млына, то есть возле ветряка с восточной стороны села, в котором их задержал рябой староста, прозванный ими «свояком». Если встреча не состоится, ждать следующей ночи.
Они распрощались, похлопав друг друга по плечам, и Миша, увидя, что Сева направляется на восток, удивленно спросил:
— А ты куда? Тебе разве не обратно?
Бугаенко помедлил с ответом, но все же решился сказать:
— Послали к своим, через фронт… Есть такое, что не передашь по рации. Да и переводчика нет. Кое-как разобрали, документы важные.
— Где достали? — полюбопытствовал Миша.
— Фрицевского генерала заловили, распотрошили, а в пузе у него ценные сведения, — с серьезнейшим видом ответил Бугаенко.
— Ну и топай, — обиделся Миша. — Сидим тут, ничего о вас не знаем. Хотел обрадовать Алексея Кузьмича.
— И знать не надо Нам тоже еще нечем похвастаться. Партизаны вот начинают действовать. Легковушку захватили с каким-то важным фрицем. А у него портфель… Бумаги нам передали. Буланов Леша принес. Ну а доставить через фронт мне поручили. Ночи больно короткие. Днем как-то изворачиваться надо, но идти.
— Не попадись, — простодушно предостерег Миша, уважительно смотря Севе в глаза.
— И тебе того же, — деловито пожелал Бугаенко и пошел своей дорогой.
Миша Глухов миновал уже большую часть пути, обогнул село — вчера тут на него набросились собаки, и теперь он запасся корявым, проржавевшим осколком снаряда, чтобы в случае чего было чем отбиваться. Он сильно устал от быстрой ходьбы и даже под горку в лощину спускался шагом, вошел в редкие дубки и вдруг присел, сквозь деревья разглядел стадо коров.
«Чье оно? Не колхозное же… Кто-то пасти должен», — насторожился Миша. Он уже потихоньку начал обходить стадо, чтобы незаметно проскользнуть в лес, как вдруг у самых ног увидел лежавшего гитлеровца; тот спал, прижав автомат к груди.
Что произошло после, Миша в точности не помнил; со всей силой ударил он сонного солдата корявым осколком в висок и растерялся, кажется, метнулся не в ту сторону, куда шел, увидел усатого мужика с винтовкой через плечо, бросился бежать… Слышал выстрел позади, потом еще два и упал, обессилев, отчетливо различая быстро приближающиеся шаги, не шевельнулся, даже не поднял головы… Его встряхнули, поставили на ноги сильные руки. Увидел Алексея Кузьмича.
— Ну, дружище!.. — покачал головой Лойко. — Уложил я их, а то бы капут был нам… Посиди-ка тут, я сейчас.
Но Миша быстро отдышался и направился следом. Алексей Кузьмич внимательно рассматривал документы убитых, то и дело посматривая в сторону села — не прибежит ли кто-нибудь на выстрелы.
— Тикаем, — посоветовал Миша, не понимая, почему они медлят.
— Бери-ка кнут и гони коров к просеке, — не слушал, торопясь, Лойко. — А я тут приберу, чтобы следов не осталось… И за рацией слётаю.
Оставшись с двумя десятками идущих коров, Глухов только теперь почувствовал тревожное удовлетворение от своего поступка и сам себе показался взрослым, как будто перешагнул невидимую грань, за которой окончилась его мальчишеская жизнь.
…Теперь по документам Лойко стал Иваном Королевым, полицаем, которому поручено доставить восемнадцать коров в тылы немецкой пехотной дивизии.
Рацию положили в мешок, связали его за лямки с объемистым фрицевским ранцем и приспособили ношу быку на спину. В этом был расчет: если захотят фрицы молока, возьмутся за коров.
Как ни жалко было бросать шмайсер, с ним пришлось расстаться: полицаям автоматы не давали. И шел Иван Королев, доверенное фашистское лицо, в открытую неся за плечом тяжелый карабин, а за поясом под рубахой — свой безотказный ТТ.
Стадо гнали к фронту и вдоль него, с похвальным усердием «стремясь» к тылам пехотной дивизии. Постоянное перемещение разведчиков давало возможность в любое время передавать командованию добытую информацию о вражеских войсках. Чаще вечером, а то и днем, останавливаясь на выпасе, Лойко готовил рацию для связи, спокойно передавал сводку, зная, что его помощник зорко смотрит по сторонам.
