Юрий Семенов - Комиссар госбезопасности
— Нашел к кому приглядываться, — польстил Плетневу Грачев.
— Он же не знал меня. А потом ободрил: «Ты ничего, без оглядки на передовой, молодец».
— Здоровый, всех нас переслужил, — вставил Стышко.
— Ему где-то уже под семьдесят, — прикинул Грачев. — Столько же и Михееву сейчас было бы.
— Рано ушел, — горестно вздохнул Дмитрий Дмитриевич и пошел по тропе, говоря: — Полгода всего служил под его началом в Киеве, два месяца воевал, а до старости не забыл своего комиссара.
Встретили пожилого дядьку, разговорились.
— Как не помнить тот сентябрь, — оживился старик. — Начальником почты я состоял. К нам в сени занесло снаряд. Стены в щепки, ведра на воздух. Наши все на мост рвались через реку.
За Сенчей вдоль берега густо разрослись деревья; дорога не петляла — не стало топких мест. Трое шли неторопливо и легко, вспоминали пережитое.
— А мне Лойко с Мишуткой припомнились, — вдруг произнес Стышко. — Как брательники были, старшой и малый…
— Расстреляли Алексея Кузьмича, проходило в сводке, — отозвался Грачев. — А Мишу Глухова, представьте, встретил под Ростовом, когда город отбили в сорок втором… Уходил радистом с опергруппой в тыл врага. Жив ли?
И все помолчали, надеясь на лучшее.
Белые, чистенькие хаты украшали Лучки. По широким, прямым улицам бегала детвора, и как-то не верилось ветеранам войны, что здесь когда-то грохотали тяжелые бои.
— Здесь были самые драматичные, как теперь у нас говорят, события начального периода Отечественной войны, — задумчиво произнес Грачев. — А вот генерал-полковник Гальдер, бывший начальник генштаба рейха, назвал сражение под Киевом «величайшей стратегической ошибкой в восточном походе». Вот так… А как мы прорывались из окружения…
…В ту памятную ночь, когда Плесцов с группой прикрытия последним покинул высоты, спустился в Лучки, окруженцы уже все переправились на левый берег Сулы, и на долю смельчаков не осталось даже бревна.
— Помыкались они, — рассказывал потом Иван Михайлович, ругаясь крепкими словами, — забыть о тех, кто прикрывает! Потом содрали с сарая две здоровые двери — и пошел грести чем попало, — припоминал Грачев.
— Всякое бывало, — сказал Плетнев. — Я со своей группой ушел раньше. Дневки, как правило, делали в лесу. Как-то, день на пятый должно быть, нас, человек пятьдесят, вызвался провести один деревенский парень. Малость оставалось до леса, как уже рассвело. Провожатый привел нас к совхозной конюшне. Она была заброшенной, с сеном на чердаке. Там и решили переждать до вечера, другого выхода не было. Парень пошел на хутор Двенадцать Тополей, обещал привезти харчей. И привез в полдень… фашистских автоматчиков, те давай палить по конюшне. Как нас не задело, по сей день не пойму!
— Действительно повезло, — вставил хлебнувший военного лиха Стышко.
— Настрелялись фашисты и давай кричать, предлагая, чтобы мы выходили и сдавались в плен. От нас ни звука. Фрицы ближе подобрались, но в конюшню боятся заходить, снова палят из автоматов. Мы уж стали посматривать друг на друга, мысленно прощались. И вдруг немцы как бросятся бежать. Глядим, наша конница! — взмахнул, рубя воздух кулаком, Плетнев. — Кавалеристы генерала Крученкина!
— Так и нас тоже они выручили! — присоединился Грачев.
Их лица сияли, словно чекисты снова видели тех, кто подоспел к ним на помощь в тяжелую минуту.
— А день тогда стоял такой же солнечный, яркий, — вспомнил Грачев.
— И были мы наполовину моложе, — добавил Плетнев.
Трое ветеранов войны стояли над обрывом, и с ними рядом сейчас были все те, память о ком навсегда сохранится в их сердцах.
Примечания
1
В описываемое время — в течение полугода — военные контрразведывательные органы (особые отделы) значились 3-ми отделами войсковых округов. Они находились в подчинении 3-го управления НКО, начальником которого был А. Н. Михеев.
2
Сорванные, толкающиеся в беспорядке внутри плота бревна.
3
Звенья, из которых составляется плот.
4
Организация украинских буржуазных националистов.
5
Сотник у басмачей.
6
Донесение.
