Аркадий Малер - Константин Великий
На первый взгляд эти эпитеты могут показаться излишне напыщенными и отдающими восточной лестью, но на самом деле, даже если их происхождение связано с восточными симпатиями Аврелиана и Диоклетиана, необходимо понимать, что для современного восприятия они звучат совсем не так, как они звучали в Риме IV века. Здесь указывается степень превосходства, имеющая не моральное, а социальное значение. Например, «благороднейший» — это не человек благородного поведения, а тот, чье происхождения, пускай даже путем усыновления, дает ему право занимать это высшее положение. Иными словами, пафос византийских гипербол носил не этический, а социально-эстетический смысл и в соответствующее время воспринимался значительно проще, чем в наши дни.
Параллельно с военной и гражданской властью Константин усилил значение спецслужбы так называемых «агентов» (agens in rebus), которая внешне выполняла самые разные поручения, в основном инспектировала имперскую почту, но в реальности занималась внутренней политической разведкой. Империя настолько усложнялась во всех отношениях, что отказаться от роли тайной полиции было недальновидно. Достаточно сказать, что инспекции агентов могли предотвращать такие неприятности, на исправление которых потребовались бы значительные ресурсы, вплоть до военных действий. Государством управлял император, которого со времен Аврелиана и Диоклетиана называли dominus («господин»), опирающийся на совещательный орган — консисторий, пришедший на смену прежнего консилиума. Членами консистория были магистр оффиций, главный юрист, два финансовых чиновника, а также высшие комиты (советники) и все, кого назначит император, имеющий право решающего голоса. Все службы при императоре отныне именовались «священными» в силу священства имперской власти, которую они представляют.
До Константина римская правовая система невероятно усложнилась и не столько в целях детализации самого права, сколько в целях наживы юристов, паразитирующих на незнании правового процесса другими гражданами. Прежде всего Константин отменил дурную практику оплаты каждого шага со стороны истца в суде, позволяющую обращаться в суд только состоятельным людям. Например, истец должен был платить за правильно составленный иск, что умели делать только юристы, и даже за своевременную информацию о времени заседания суда. Отменив эти оплаты, Константин сделал суд доступным несостоятельным людям. Далее, Константин отменил множество всевозможных излишних формальностей, сопровождающих любой судебный процесс и превращающих его в несмешной театр. Нарушение любой из этих формальностей, даже самой малой, влекло за собой остановку всего судебного дела, чем заинтересованные стороны вполне могли пользоваться. При этом речь идет не только о различных бумажных формальностях, но и об определенной пантомиме, которую должны были разыгрывать обе стороны судебного процесса. Например, отпущение сына или раба предполагало дать им легкий шлепок по щеке, разведенная жена отдавала мужу связку ключей от дома, получивший завещание должен был плясать от радости и т. д. (см. об этом: Гиббон Э. Историческое обозрение римского права, 1835 г.). При Константине окончательно были отменены все эти ненужные глупости, которые были призваны удостоверить в суд в реальной, а не подставной, заинтересованности участников судебного процесса, а в итоге делали его еще действительно лицемерным. Отмена этих излишних мер существенно облегчила правовой процесс и имело нравственное значение. До Константина императорская казна пополнялась за счет частных имуществ, завещанных без соблюдения всех возможных формальностей, — их просто передавали в казну и закрывали вопрос. Теперь наследство передавалось значительно облегченным способом, а в отношении христиан Константин издал специальный указ, что в случае отсутствия наследников их имущество должно быть передано церковной общине.
Константин очевидно заботился об укреплении института семьи как фундаментальной опоры государственности, тем более в христианской перспективе. Дело в том, что понимание ценности семьи в языческом Риме, а тем более в каких-нибудь варварских традициях, принципиально отличалось от христианского и с трудом вписывалось в развивающуюся систему римского права. В языческих традициях семья — это в первую очередь функциональное звено в выживании и обогащении определенного рода и, шире, определенной народности. Исходя из такого понимания семьи, все ее члены должны быть прежде всего физически здоровы, выносливы и способны к накоплению материальных ценностей и воспроизводству рода. Поэтому физически слабые члены семьи были позором рода и часто сживались со свету, поскольку никакого смысла в их существовании, с этой точки зрения, не было, а мужчины в семье, особенно глава семьи, поскольку речь идет о патриархальной культуре, могли заводить детей на стороне и удовлетворять свою похоть с помощью проституток. Объяснить ценность моногамной семьи, где каждый человек остается самоценной личностью, а не средством для воспроизведения какого-то рода или народности, в этой языческой логике практически невозможно. Язычник может интуитивно понимать, что полигамия, проституция или убийство слабых детей — это нехорошо, но он не может объяснить, почему это нехорошо. Все лучшее, что было в античной культуре, являлось проявлением христианской интуиции ценности человеческой личности и ее связи с Богом-Личностью, но ни одна религиозно-философская система Античности не могла объяснить эту интуицию. Поэтому античный человек жил в двойной морали языческих стихий и римского права и не имел концептуальных оснований выйти из этой двойственности. Поэтому в дохристианском мире нередко встречался обычай убивать или бросать в одиночестве новорожденных детей, которых по тем или иным причинам родители не считали нужным содержать и растить. Если вспомнить Спарту, оказавшую последнее сопротивление римским войскам в Греции в 146 году до н. э., то в этой стране убийство слаборазвитых детей было нормой. В начале IV века в Римской империи такие случаи тоже имели место быть, поэтому Константин издает специальный строгий указ о запрете убийства новорожденных детей, а также, что очень важно, об определенной помощи родителям, у которых появился слаборазвитый ребенок (Кодекс Феодосия, IX, 27, 2). Другой проблемой языческого общества была так называемая «сакральная проституция», практиковавшаяся в разных культах. В некоторых из них участвовать в ритуальном соитии со жрецом или его богом должны были не просто специально отобранные девушки, а все, кто принадлежал к этому культу на данный момент.
