Артем Драбкин - На войне как на войне. «Я помню»
А в первых числах марта 44-го над нами стали пролетать снаряды, а потом и пули… Появился отряд эсэсовцев, которые стали ходить по дворам и искать молодежь призывного возраста. К нам зашел пожилого вида немец и спросил меня: «Тебе сколько лет?» А когда я ответил, что шестнадцать, то он с таким недоверием посмотрел на меня. Отец на нас с братом цыкнул: «Не маячьте без дела, идите работать».
И, пережидая прохождение фронта, я на пару дней спрятался. У нас за городом был глубокий и очень крутой овраг, в котором стояла очень ветхая избушка, где жили дед с внуком. Я с этим парнем был знаком с детства, поэтому попросился к ним спрятаться на пару дней. Причем недалеко немцы поставили свое орудие, которое стреляло по нашим, а наши стали в ответ. Один раз я захотел выйти на улицу и только открыл дверь, а на меня комья земли от близкого разрыва снаряда… А когда эти артиллеристы уходили, то пришли и начали просить у деда попить воды, а еще лучше молока. Да только откуда у них молоку взяться?
А потом ранним утром появились наши разведчики, мой отец показывал им дорогу, но основные войска появились только через пару дней, и боев почти не было. Вот так нас освободили.
– Когда вас призвали в армию?
– Кажется, 26 марта нас освободили, а уже 28-го меня призвали. Правда, вначале человек пятьдесят пошло в город, и подпольщики нас организовали: раздали оружие и расставили охранять разные объекты, чтобы люди их не растащили: пекарню, какие-то склады. Я как раз стоял на таком посту, когда пришел мой товарищ и говорит: «Иди, собирайся, нас в армию забирают». И все, никакой повестки, ничего такого не было.
Собрали нас в Доме Красной Армии разных возрастов где-то две тысячи человек со всего района и устроили вначале проверку. Этим занимались подпольщики, они же все про всех знали. И вот перед нашим огромным строем выходит капитан и говорит: «Кто служил в полиции – выходи». Вышли четверо, а один не вышел. Его сосед толкает в бок, выходи, ты же служил. Тот ему: «Отстань». Подозвали этого капитана, он посмотрел в свой блокнот и говорит громко: «Не беспокойтесь, товарищи, он служил в полиции по заданию подпольной организации». Его сразу оставили в покое, а тех четырех увели.
И тогда нас начали разбивать по подразделениям. Вначале объявили: «Нужно сто человек в роту автоматчиков». Кинулось человек триста, наверное. «Нет, нет, товарищи, нужно всего сто». Как-то там отобрали. Вторая рота – бронебойщики. Тоже вышли добровольцы, но уже не так бойко. Набрали. Как сейчас помню, была небольшая пауза, и потом говорят: «А сейчас мы набираем для очень опасной, но и очень почетной роты. Кто хочет в разведчики?» И поверьте, сколько нас там оставалось, но никто не вышел, никто! Тогда капитан повторил: «Я считаю до трех, если сто человек не выйдет, то сам начну выбирать». И все равно никто не вышел… Тогда он начал ходить вдоль строя и выбирать. А я же высокий был, среди сверстников выделялся, как корова среди овец, худой, правда. В общем, я стоял третьим в строю по росту, поэтому на меня обратили внимание, выбрали, и так я попал в эти сто человек для разведроты.
Сразу разбили всех на роты, но на пару дней еще распустили по домам и только потом опять собрали. Когда с родителями прощался, думал, что в последний раз видимся, а что поделать?.. И мы пошли колонной через наш городок… Подвели к казарме и дали нам по снаряду для 76-мм орудий, чтобы мы впустую к фронту не шли.
Из Котовска дошли в Красные Окна, там снаряды оставили и оттуда в Дубоссары. Но нам ничего не говорили, куда, чего. И вот так мы попали на Шерпенский плацдарм. Поздно ночью нас привели во второй эшелон, а в окопах смотрим: тут рука торчит, там нога…
Пришли два командира, и старший лейтенант зачитал фамилии. Из всей нашей сотни выбрали всего четырнадцать человек. Причем мы еще подумали, что раз выбрали только молодых, то, значит, нас отправят учиться в училище.
Там же приняли присягу, выдали красноармейские книжки, и вот так я оказался в полковой разведроте 960-го полка 299-й стрелковой дивизии. Коллектив был то, что надо. Встретили хорошо, не подковыривали, чем могли, помогали. Людей не хватало, поэтому на отсутствие у нас боевого опыта не смотрели. В этой разведроте я провоевал с 9 апреля по 21 июня, пока меня не ранило.
– Расскажите, пожалуйста, о структуре роты. Какие люди там служили?
– Всего там служило человек пятьдесят. Точнее сказать не могу, потому что общего построения роты у нас ни разу не было. Командиром роты был старший лейтенант, но его фамилии уже не помню. Рота делилась на два взвода: Зуева и старшего сержанта Плетникова, к которому я и попал. Хотя в поиск набирали смешанно, как-то смотрели, кто им подходит, и тех вызывали.
И был в роте еще один офицер-инструктор, который стал нас обучать. Считаю, что за такой короткий период он нас подготовил довольно неплохо. Помню, как он нас спрашивал: «Что самое опасное в разведке?» Кто что отвечал, но он нам сказал: «Запомните, самое опасное – это нарваться на немецкую разведку! В лучшем случае половина погибнет, а в худшем все… Поэтому всегда нужно быть начеку!» Этот инструктор нас еще так учил: «Самое главное – вы должны ползти тише кошки, а не то, что вы там налетели, пошумели, подвигов наделали… Вы должны тихо взять «языка» и тихо его привести – вот это высшая квалификация для разведчика».
– Как тщательно готовился «поиск»?
– Четыре опытных человека ходили на передовую и подбирали место для перехода. Если не находили, то в следующую ночь шли уже в другое место. Место для вылазки подбирали очень тщательно, причем если немцы их заметили, то все, в это место даже не суемся.
Но к опытным разведчикам всегда добавляли новичков, чтобы те учились. По возрасту у нас была одна молодежь. Самому старшему – Плетникову было всего двадцать четыре года, но он нам казался взрослым и очень опытным.
Наши офицеры в «поиск» сами никогда не ходили, но авторитет у них был. Как я уже говорил, строгого разделения на группы у нас не было. Старший группы сам подбирал людей и предлагал им пойти, но отказываться было некрасиво, поэтому никто ни разу и не отказывался. Новички начинали с группы прикрытия, опыта же нет еще. Ну и должны были таскать «языка», а если придется, то и раненых или убитых.
Помню, что когда в первый раз пошли, то у меня сердце так стучало, что я его только и слышал. Во второй уже меньше, а в третий я и забыл про сердце, хотя страшно было очень… Когда я слышу, что кто-то бахвалится: «Да я вот так запросто в разведку…», мне просто смешно, ведь ты же сам идешь в лапы к врагу, и с любой стороны тебя могут в любой момент прихлопнуть…
