Самуил Алёшин - Воспоминания "Встречи на грешной земле"
И, успокоившись, добавила:
Нет, я теперь этот двугривенный, пожалуй, сберегу. Куда ж это я его подевала? Сунула сгоряча, а он...
Но, порывшись в фартуке, нашла.
А затем они обе, и Шура, и Екатерина Дмитриевна, поглядели на монету с интересом.
Вот и спросите меня после этого: знала ли жизнь Яблочкина и была ли «не от мира сего»? Или наоборот?
Не скажу. Не знаю.
Премьера в вахтанговском.
В 1956 году театр им. Вахтангова принял к постановке мою пьесу «Одна». Ее взялась поставить режиссер этого театра Александра Ремезова, которая узнала о пьесе от Николая Акимова.
Художественным руководителем театра тогда был Рубен Симонов, директором — Олег Иванов и Исай Спектор — директором-распорядителем. Но так как Симонов был человеком эпикурейского склада, а также любил вращаться в высших сферах, то его хватало в театре на постановки (что он и делал очень талантливо и ярко), редкие актерские работы (превосходный Сирано с Мансуровой — Роксаной) и некоторые прочие шалости. Что до Иванова, то он часто болел, обожал рыбную ловлю и охоту и представительно дремал на коллегиях в Министерстве культуры. Впрочем, может, и не дремал — артисты любят преувеличивать слабости своего начальства и даже выдумывать их.
Так что Спектор, по существу, тянул немалый груз руководства театром. Причем не только административный, но и, в какой-то мере, репертуарный. Он имел высшее театральное (актерское) образование, но жизнь сложилась так, что на сцене блистала его жена — красавица Юлия Борисова, а он блистал у себя в кабинете и почти всегда, когда играла Борисова, из директорской ложи неотрывно следил за тем, как идет спектакль.
Разговаривать со Спектором было одно удовольствие — фразы точные, в обещаниях обязателен. Кроме того, я тогда еще многого не знал о театральных порядках и традициях, а потому слушать его было поучительно.
Именно из-за незнания некоторых тогдашних театральных особенностей и состоялся у меня с ним перед премьерой спектакля «Одна» нижеследующий разговор.
Я зашел к Спектору в кабинет, чтобы сообщить, сколько мне нужно билетов для моих приглашенных. Он отметил это в своем блокноте и сказал:
Все будет в порядке.
Только прошу, — заметил я, — чтобы обязательно было вот это место. — И указал на плане то, впереди и сбоку которого был проход.
Спектор отрицательно покачал головой.
К сожалению, именно это место не могу дать. Любое другое.
Почему?
Он чуть развел руками и добавил:
Повторяю, любое другое.
Но мне нужно как раз это.
Не получится.
— Я вам объясню почему, — начал я уже злиться. — Я приглашаю своего давнего друга. Но у него полиомиелит, беда с ногами. Одна вытянута, а другая всегда согнута. Поэтому нужен проход спереди и сбоку.
— Понимаю, но ничего не могу поделать. А может, он придет в другой раз?
— Нет. Я уже его пригласил. Именно на премьеру.
— Сожалею. Ничего не попишешь.
Тогда и я не приду на премьеру! И в другой раз тоже! И вообще!
И я встал, чтобы уйти.
Хорошо, — сердито глядя на меня, сказал Спектор. — Я дам вам это место. Но вы даже не представляете, с какими неприятностями это будет для меня связано.
— И не хочу представлять! — брякнул я и с победным видом удалился.
В день премьеры я пришел пораньше, чтобы вручить перед спектаклем рабочим сцены полагающийся конверт с деньгам»; Чтобы «отметили». Иначе, как мне уже давно объяснили, по театральным традициям, могут валиться декорации, а то и зашьют занавес.
Для прохода на сцену я вошел на этот раз в театр не с Арбата, а с улицы Вахтангова (теперь почему-то переименованной в Большой Ново-Песковский переулок). Через служебный ход. Но не успел открыть дверь, как передо мной возник рослый мужчина и загородил вход.
Куда?
— Странный вопрос. В театр.
Вход с Арбата.
— Это автор, автор! — крикнула ему заметившая меня гардеробщица артистического подъезда.
Мужчина пытливо окинул меня взглядом и неохотно чуть отодвинулся.
Я протиснулся и вошел.
— Мне на сцену, к рабочим, — сказал я гардеробщице.
— А вон через ту дверку и дальше проходами. Они вас на сцену и выведут.
Но не успел я пройти и десяти шагов по полутемному узкому проходу, как передо мной вырос очередной лоб.
Куда?!
К рабочим сцены. Я... Мне... — начал я почти заикаясь.
Это автор, автор! Пропусти! — донеслось сзади, и лоб отодвинулся.
Я прошел еще метров десять и опять — некто. Но сзади крикнули: «Автор это! Пусть идет», — и некто пропустил меня наконец на сцену.
Там уже суетились рабочие, кончая устанавливать декорации. Занавес был закрыт.
Акимов, сценограф этого спектакля, придумал, чтобы по бокам сцены были два куста. Они уже оба стояли на месте, укрепленные с тыльной стороны фанерными листами. За одним из них сидел, несколько скорчившись, мужчина, который сразу же уставился на меня.
Это автор, — сказал ему заведующий постановочной частью и подошел ко мне.
Однако, тут у вас сегодня густо, — заметил я ему, начиная уже кое-что понимать.
Да, бывает, — флегматично промолвил завпост и подозвал одного из рабочих. Он понимал, зачем я пришел, и к получению причитающегося вызывал второго — свидетеля. Так, во избежание недоразумений, тоже принято, согласно театральным традициям. После чего зав-пост положил конверт в карман.
— А как мне теперь лучше пройти в фойе? — спросил я.
— Через зал. Там сейчас пусто. Публику еще не пустили. Отодвиньте занавес и прямиком в фойе.
Я так и сделал. Но в зале не было пусто. Отодвинув занавес, я увидел, что там вразброс сидело несколько человек. Причем именно у проходов. Они живо переговаривались между собой, но когда появился я, разом замолчали — как отрезало. И пока я шел по проходу, в зале стояла напряженная тишина.
Под их взглядами я постарался дойти до двери в фойе не споткнувшись, а выйдя, бережно прикрыл за собой дверь и тут же стал искать глазами Спектора, чтобы принести ему извинения. Но его нигде не было.
Зато я увидел своих приглашенных. У всех были те самые билеты, что я им определил, в том числе и у моего давнего, упомянутого друга.
Когда же раздался первый звонок и зрителей пустили в зал, я проводил друга до его места, дабы убедиться, что ему удобно.
Зал наполнился, и те ребятки, которых я до того видел, вполне незаметно растворились среди прочих зрителей.
Наконец спектакль начался, и я направился в правую директорскую ложу. Но при входе в нее мне снова перегородил путь плечистый мужчина.
— Это автор, — раздался голос Спектора, который, как оказалось, находился тут. После чего мужчина любезно пропустил меня вовнутрь.
