Сирил Паркинсон - Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера
Что действительно тяжело — так это рассказывать о наших потерях, в числе которых и наш капитан Батхерст — ведь другого такого офицера трудно найти. Погибло еще несколько моих товарищей по кают-компании, а общее число убитых составляет двадцать шесть человек, при тридцати трех раненых. Что уберегло нас от более тяжелых потерь, так это то, что лишь немногие турецкие ядра попали в корпус: в основном среди убитых и раненных те, кто находился на открытой палубе шканцев и бака; они получили раны от осколков и обломков разбитого рангоута.
Мне повезло избежать ранения, а еще большим везением считаю то, что мне удалось участвовать в настоящей битве. Столько времени уже прошло после войны с Наполеоном, что на флоте уже много офицеров ни разу не бывавших под огнем, а некоторые из них уже даже командуют кораблями. Правда, все старшие стажем капитаны и кое-кто из лейтенантов уже понюхали пороху, правда, не в таких битвах, и они пользуются большим уважением среди молодежи, впервые вступившей на палубу после 1815 года. Некоторые же другие молодые офицеры имеют гораздо меньше боевого опыта, чем их подчиненные с нижней палубы, поскольку лишь немногим из них удалось побывать хотя бы в Бирме. Но и там они почти ничего не делали, за исключением поедания карри, шлепая на себе москитов. Мне же повезло, так как я несколько раз находился под огнем во время прошедшей войны с французами, затем под Алжиром и теперь — в битве, которую я пытаюсь описать. Теперь, даже если за этим последуют хоть двадцать лет мира, я буду считаться ветераном и, надеюсь, заслужу продвижения по службе. Я уже сейчас не намного моложе нашего первого лейтенанта, который наверняка станет капитан-лейтенантом, и не более чем на пять лет отстаю по возрасту от капитан-лейтенанта, который уже сейчас станет капитаном.
Уверен, что следующая битва, где бы она ни случилась, будет разыгрываться уже не под одними лишь парусами. Все идет к тому, и я сам слышал, что адмирал Кокрейн планирует оснастить греческий флот несколькими пароходами, вооруженными 68-фунтовыми орудиями. По его словам, этого вполне достаточно, чтобы разгромить весь турецкий флот. А наш старый друг лорд Эксмут добавил, что подобная сила смогла бы уничтожить и любой другой флот, с нашим собственным включительно. Одно подобное судно уже появилось в здешних водах. Это — пароход «Картерия», который уже использовал свои 68-фунтовки с калеными ядрами и свои 45-фунтовые мортиры против турецких кораблей в Коринфском заливе. Однако Кокрейну немного удалось достичь, так как его греческие матросы трусливы, недисциплинированны и плохо обучены, но факт остается фактом — если подобный пароход укомплектовать соответствующей командой, он сможет уничтожить любой из наших линейных кораблей. В условиях полного штиля, например, «Картерия», обладая в три раза более мощными орудиями, могла бы принудить к молчанию с выгодной ей дистанции даже «Азию» — наш 80-пушечный флагманский корабль, а потом подойти поближе и добить его огнем своих мортир. Помню, мне рассказывали, что вы в свое время предпринимали попытку сделать нечто подобное и при этом имели успех (см. Стр.91). Все это все чаще заставляет меня задумываться о том, что греческий военно-морской флот, как бы ни абсурдно это звучало, в некотором смысле превосходит наш. Полагаю, Вы будете иметь возможность довести этот факт до их лордовских светлостей. Конечно, очень жаль, что одного имени Кокрейна достаточно для того, чтобы они высказались против любой, даже самой интересной идеи, с которой он хоть отдаленно чем-нибудь связан.
Сейчас мы следуем на Мальту, (прибытие — 25 октября), где сможем выгрузить наших раненых, поправить поврежденный такелаж, а я, к тому же, не отказался бы прогуляться на берег, если представится такая возможность. Пока же, думаю, Вам будет приятно узнать, что британские моряки сегодняшних дней столь же мужественны, как и их собратья, что сражались против Наполеона, и ничем не уступят тем, кто участвовал в последней войне под Вашим командованием.
Остаюсь, как всегда, искренне Вашим —
Джонатаном Хорнблауэром.
Кажется невероятным тот факт, что молодой Хорнблауэр еще в 1827 году предвидел, что паровой военный корабль сможет одержать верх над любым своим парусным противником. У «Картерии» были все возможности совершить настоящую революцию в военно-морском деле: механическая энергия, пушки тяжелого калибра, далеко превосходящие 32-фунтовки — самые большие орудия, устанавливаемые в то время на линейных кораблях, а также возможность стрелять не только ядрами, но и разрывными бомбами. Лорд Хорнблауэр видел логику в таком развитии вещей, и есть основания полагать, что он обсуждал эти вопросы с лордом Эксмутом. Слабым местом «Картерии», как было ясно им обоим, являлись весьма уязвимые гребные колеса и сама паровая машина. Всего лишь одного удачного попадания было бы достаточно, чтобы «Картерия» начала кружиться на месте — если, конечно, еще более удачный выстрел противника не привел бы к взрыву ее паровой машины. Для обоих адмиралов было очевидно, что успех применения пароходов в военных целях полностью зависел от возможности использовать энергию пара каким-либо другим образом. Никто уже не отрицал полезность мореходных буксиров для ведения военных действий — настолько она была очевидна — но для создания совершенного боевого корабля нужно было сделать еще один шаг. Основным пунктом их размышлений был факт, о котором как раз и писал молодой Хорнблауэр — о том, что дубовая обшивка бортов кораблей, подобных «Генуе», была лучшей защитой для ее экипажа, а значит, средства движения должны быть, как минимум, столь же хорошо защищены, чтобы не пострадать при бое на коротких дистанциях. Однако установить эту проблему было гораздо легче, чем решить.
Молодой Хорнблауэр оставался на Средиземном море и в 1828 году и мог развивать свои идеи, основанные на приобретенном опыте, лишь посредством писем. Эти письма он адресовал не только лорду Хорнблауэру, но и, конечно же, своему отцу. Джереми Хорнблауэр все еще работал инженером и, несомненно, обсуждал эти вопросы в своем ближайшем окружении в Бирмингэме. Среди его коллег было немало специалистов, которые хорошо разбирались в паровых машинах, но были гораздо менее знакомы с кораблестроением. С этой стороны ни одной перспективной идеи не поступило, зато сам Горацио, в очередной раз посетив Ирландию в 1828 году, на обратном пути задержался в Белфасте, где встретился с отставным морским капитаном по имени Джон Хоган. Именно Хоган был первым, кто объяснил ему принцип действия архимедова винта. Именно Хорнблауэр был первым, кто обратил внимание Хогана на то, что гребное колесо, вполне применимое на реке и в условиях мирного времени, не очень удобно для того, чтобы приводить в действие боевой корабль. Этот обмен мыслями оказался очень плодотворным, хоть и не привел к немедленному решению проблемы.
