Владимир Корнилов - Демобилизация
"Если бы Иги не было, его пришлось бы изобрести", - усмехнулась Инга.
Возле радиомагазина редкими кучками подрагивали на морозе спекулянты, предлагая какие-то мудреные конденсаторы, лампы и дроссели.
- Нет у меня телевизора, - отвечала Инга. Здесь был деловой народ и с ней не заигрывали.
- Это, наверно, - решила, - по части технического лейтенанта. - И на минуту что-то шевельнулось в груди под вывороткой и блузкой, - но тут же подошел Бороздыка в длинном рваном облезлом пальто и в спущенной ушанке.
"Вид у него еще зачуханней, чем всегда, - подумала Инга. - Или я уже отвыкла? Нет, его непременно надо было бы создать, если бы он сам себя не придумал. Очень удобный экспонат. По сравнению с ним ты всегда в форме и благополучии, вся - сосредоточенность и работоспособность".
- Как ваш Булгарин? - улыбнулась, пожимая Бороздыке рукав выше локтя и беря его под руку. - Листа четыре готово?
- Нет, Булгарин подождет. Есть дела поважнее.
- Ого! Интересно, что именно?
- Русская культура. Мы решили спасти ее.
- От кого?
- От всех. От марксистов в первую голову и от Запада - во вторую.
- А! - вздохнула, предполагая, что это очередной Бороздыкин бзик. - А как быть с Тёккереем?
- Так и быть. Теккерёя, по-моему, еще никто не травит, - несколько обиделся Игорь Александрович. - Напишете и защититесь. Сейчас время космополитизма. Скоро откроют журнал абсолютно западной ориентации "Иностранная литература".
- Интернациональная?
- Нет, слава Богу, иностранная. Но все равно - окно в Европу. Дорога на Запад. А что нам от Запада?!
- Кофточки.
- Вам и русское подойдет. Вы очень похорошели, или деревенский платок вам к лицу?
- Спасибо. Но Восток мне куда менее симпатичен. Даже в киплинговском оформлении.
- Вас растлили.
- Спасибо.
- Да, вас растлили и вы этого не замечаете. Восток никогда не был опасен России. Восток - это необозримая пустыня, созданная для русского размаха. Только русские способны заселять мертвые пространства.
- Да, конечно. Американцы этого не умеют.
- Американцы выжигали прерии. Только русские способны оживить тайгу и тундру. Янки выстроили цивилизованный крематорий.
- Это интересно, - сказала Инга. - Это интересно и необыкновенно. Вам надо все это скорее записать.
"Господи, какая скучища!.." - подумала про себя.
- Это не только записано, - самодовольно кивнул Бороздыка. - Мы уже делаем кое-что...
- Слово и дело?
- Не придирайтесь. Вы знаете, из церквей тащат иконы. Храмы обваливаются. В монастырях запустение. Новгород, Псков...
- Там были немцы.
- А Ростов Великий? Кто там раскомиссарил?
- Не знаю, - смутилась Инга. - Все это для меня слишком внезапно. Это очень важно и существенно, но у меня никаких данных и, признаться, я в первый раз об этом задумываюсь...
- Что и печально, - наставительно буркнул Бороздыка.
- Конечно, печально. Мы еще вернемся к этой теме. Расскажите, что вообще нового.
- Понятия не имею. Я сейчас весь в наших делах и никого не вижу.
- Даже моего супруга?
- Супруг по шею в текучке. Журнал и только журнал.
- А дамы?
- Не знаю. Мне не поверяет.
- А храмы его не интересуют?
- Нет, он книжник, - презрительно хмыкнул Игорь Александрович. Библию, правда, иногда листает.
"Господи, из него ничего не вытянешь, - подумала Инга. - Совсем ошалел или куражится?"
- Вы не слышали, Юрка прочел реферат? Я вам говорила, один лейтенант технической службы создал кое-что в плане личности...
- Я сам прочел и даже потратил полночи на разговор с этим фендриком. Не бездарен, но полная сумятица. Никакой ориентировки. Деревянный велосипед.
- А где он сейчас, не знаете? - отважилась Инга.
- Два часа назад расстались. Отправился к министерским родичам. Я думал, он по вашей части...
- Нет. Я видела его всего раз, - Инга почувствовала, что краснеет. Но Бороздыка не смотрел на нее. Он шел, индифферентно вскинув голову, глядя сквозь очки на ненавистный (прежде горячо любимый!) город. В данную минуту Инга его почти не интересовала.
- А как же наш великолепный доцент? - осмелела она.
- Ничего. Лучше, чем я ожидал. Между прочим, начинает прозревать. От него тут жена уходила, а страдание, знаете, облагораживает...
- Вот как!.. - от неожиданности зарделась Инга, и тут Бороздыка повернул к ней голову.
- Очень любопытно, - сказала, торопясь и морщась, чтобы сбить конфуз. Но Бороздыка знал, что она будет взбудоражена этой новостью.
- Неужели не слыхали?
- Где мне, Ига? Я была в Тмутаракани. Снег и сосны. Знаете, солнце, воздух и вода...
"Господи, я теряю лицо, - торопливо думала Инга. - Вот тебе и Алексей Васильевич. Вот забыла, вычеркнула. Растоптала. Так значит, мадам его бросила?! Очень нравная мадам. Нет, это удивительно! Взяла и бросила. Бедный Алеша! Но, уйти от мужа - это исключительно благородно. Возвышенно и благородно уйти от мужа, если муж тебя не любит. Я ведь ушла... А хорошо бы встретиться с мадам Фирсановой. Теперь ведь она Фирсанова?! Здравствуйте, Марьяна Сергеевна. Или она Марианна? Франция? Францию называют Марианной, а Париж - Лютецией. Кажется, так. Значит, она бросила Алешеньку. Я ей позвоню и приглашу куда-нибудь в кафе. Мы посидим... Брось! Что за глупости?! - тут же перебила себя. - Но, главное, Алексей Васильевич свободен. Почему же он не звонит? Нет, звонит. Вава ведь сказала, что обрывали телефон. Надо дойти с Игорушей до угла, проститься и быстрей на троллейбус. Может быть, он как раз сейчас набирает мой номер. Господи, какая глупость была торчать в этом доме отдыха! Три недели попусту. Три недели... Мне скоро двадцать четыре года. Я уже пожилая особа... Но какова Марьяна? Взяла и ушла. Сама решилась. Наверно, собрала чемодан. А куда она ушла? Ведь она у них, наверно, прописана. Что же, он оставил ее без жилья? Нет, он такой деликатный. Это он ушел. Он так ловко, то есть не ловко, но умело... Нет, даже не умело... ну, словом, так все толково объяснил, что она поняла. Просто он ей дал возможность бросить себя, чтобы не страдала ее гордость. И мадам, несмотря на профессию, оказалась разумной женщиной. Боже мой, у меня к ней почти сестринское чувство. Никогда не имела сестер..."
- А куда делась мадам Фирсанова? - спросила ледяным голосом.
- Сначала ушла к подруге, - растягивал фразу, словно рогатку, Бороздыка.
"...Ах, все-таки ушла. Ну, они там чего-нибудь придумают. Хотя люди, безусловно, черствые. С лейтенантом они тоже как-то не так поступили. Но это они, а не Алеша. Алеша просто очень тонкий человек. Человек без кожи. Именно без кожи. Бывают люди без кожи, потому что с них ее содрали. Они от этого нервные и психи. Вот лейтенант немного такой... А Алеша просто родился таким - чутким, тонким... Господи, Алеша, Алешенька..."
